User - o bdf4013bc3250c39

залепетал Добряков.

- Ясно, - понимающе кивнула Анна Кирилловна. – Вы успокойтесь,

пожалуйста, а то я не смогу снимать показания. Вы останетесь или?.. –

спросила она адвоката.

- Я с вашего позволения подожду задержанного внизу, не буду вам мешать, -

ответил тот и, видя замешательство Добрякова, успокоил его: - Советую вам

все рассказать начистоту. И не волнуйтесь, все будет в порядке, - и,

попрощавшись со следователем, вышел из кабинета.

Анне Кирилловне оставалось выполнить только привычные формальности –

записать показания Добрякова. Тот рассказал все как было, ничего не

скрывая. Немного поспешно, захлебываясь от переполнявших его чувств, он

выложил истинную картину случившегося – правда, в таком виде, в каком

она представлялась ему самому. Его волнение говорило само за себя,

следователю с первой же минуты стали ясны и глубокая тревога, царившая

тогда в душе подследственного, когда достаточно одного, самого ничтожного

раздражителя, чтобы человек взорвался. Таким раздражителем, понимала

она, явился для Добрякова его сосед Рюмин.

- У вас всегда были такие натянутые отношения? – спросила Анна

Кирилловна.

- Ну да, - кивнул Добряков. – Он просто не может слова сказать без каких-то

намеков, без второго смысла. И всегда при этом так гаденько ухмыляется, 258

будто знает про тебя что-то такое, чего ты и сам не знаешь, и пытается

шантажировать… Так всегда противно с ним говорить… А тут еще эту

гадость тогда мне сказал… Ну… я и не выдержал, - виновато закончил

Добряков и свесил голову.

- Что же, ваше состояние мне вполне понятно, - сочувственно, как показалось

Добрякову, сказала она. – Остается только, чтобы судья поверил вам и

проникся вашим тогдашним состоянием. Вы свободны. Завтра утром жду вас

у себя. Не советую скрываться.

- Да что вы… что вы! – вскочил со стула Добряков. – Я обязательно приду…

Это ведь в моих интересах…

- Вот именно – в ваших, - Анна Кирилловна сделала ударение на последнем

слове, глядя ему в глаза. – До свидания.

- Да… До свидания… Я обязательно приду… Спасибо вам… - лепетал

Добряков, пятясь к двери. И только когда ткнулся спиной в стену,

развернулся, толкнул дверь и даже не вышел, а как-то вывалился в коридор и

закрыл за собой дверь.

«Только бы не встретиться с этим…» - подумал он, опасливо покосившись на

закрытую дверь соседнего кабинета с табличкой «Дознаватели».

Он быстро пошел по коридору в направлении лестницы, по которой

поднимался сюда, и в несколько шагов сбежал на первый этаж, где, он

надеялся, ждали Зина и адвокат.

Они действительно ждали его, стоя у входной двери, и о чем-то живо

перешептываясь.

- Вот и он, наш Шильонский узник! – увидев его, воскликнула Зина.

- Чего? – растерянно улыбаясь, подошел к ним Добряков.

- Чего-чего! – передразнила она. – Чевочка с хвостиком! Допрыгался?

- Зинаида Николаевна, не стоит так обращаться с подследственным, - мягко

поправил ее адвокат. – Ему сейчас и без того нелегко.

- Ему всегда нелегко, - гнула свое Зина, напускаясь на Добрякова. – Кой черт

тебя дернул руки-то распускать? Загреметь захотел, да? Здесь ведь не война, 259

чтобы кулаками что-то доказывать! А если бы я никого не нашла из

адвокатов? Если бы никто не захотел с утра тащиться невесть куда ради

такого вот героя?

- Да потише ты, - раздраженно шепнул Добряков, озираясь на дежурного.

- Потише! – снова передразнила Зина. – Все и так знают, что ты натворил!

- Зинаида Николаевна, - снова вмешался адвокат. – Уверяю вас, все будет

лучшим образом. Я уверен, что смогу добиться переквалификации.

Воспользуюсь своим правом и попробую переаттестовать статью у

прокурора. Буквально сегодня же.

- И что тогда? – спросил Добряков.

- Попробуем заменить вам наказание с лишения свободы до ограничения

свободы.

- А что это? – не отставал Добряков.

- Это такой вид уголовного наказания, - заученно начал адвокат, - сущность

которого образует совокупность обязанностей и запретов, налагаемых судом

на осужденного, которые исполняются без изоляции осужденного с

осуществлением за ним надзора со стороны государства. Понятно?

- Н-не совсем, - натянуто улыбнулся Добряков.

- Одним словом, нельзя будет уходить из дома в определенное время суток, нельзя посещать определенные места, нельзя выезжать из города, нельзя

посещать места проведения массовых мероприятий, нельзя участвовать в

таких мероприятиях, нельзя изменять место жительства и работы без

согласия специализированного органа. То есть будете как бы под домашним

арестом, если это понятно. Кроме того, надо будет исправно являться для

регистрации.

- Это я смогу… являться смогу… - возбужденно перебил его Добряков. – И из

дому выходить не буду, зачем мне?..

- Вы подождите пока, еще ничего не решено, - снисходительно улыбнулся

адвокат.

260

- Спасибо вам, Максим Вадимович, - одернув Добрякова за рукав, вмешалась

Зина. – Мы с вами на связи, как договаривались.

- Разумеется, - кивнул адвокат. – До свидания, - и вышел из помещения.

- Ну что, страдалец, пошли, что ли? – уже спокойнее сказала Зина.

Они вышли из отделения и молча направились к автобусной остановке.

- По совести сказать, так ему и надо, этому твоему соседу, - заговорила Зина

после минутного молчания. – С другой стороны, у нас ведь никто не смотрит

на морально-психологические мотивы души, - и она снова замолчала.

- А что, он хороший адвокат-то? – спросил Добряков.

- Все они хорошие, - усмехнулась Зина, - когда заплатишь им хорошо.

- И много заплатила?

- Не твоя печаль, - отрезала она. – Я сказала, что вытащу тебя, значит, вытащу! Только вот что, - она остановилась, повернулась к Добрякову и

близко приблизила лицо, дыхнув на него свежим перегаром. – Только ты

сейчас и на ближайшую перспективу слушайся во всем только меня, понял?

Никакой собственной инициативы! Никаких похождений где-то с кем-то! А

то еще чего-нибудь натворишь. Да что я, впрочем, с тобой, как с малым

ребенком! Сам соображать должен. Одним словом – не будешь слушаться –

плюну на тебя, и делай сам как знаешь!

- Да ты чего, Зин? – виновато выдавил Добряков и, оправдываясь, залепетал:

– Ту шалаву, что ли, вспомнила?.. Ну прости, расстроился я очень, что ты

меня выгнала… Сам не в себе был… Но постоянно о тебе думал…

- Ага, обо мне, как же! – отмахнулась она. – Знаю я, о чем вы все думаете…

Ладно, чего теперь! Я все тебе сказала, решай сам. Пошли, вон автобус.

Зайдем в магазин, купим бутылку, страдаешь, небось?

- Ага, тяжко, - радостно выпалил Добряков. – Не ночь, а кошмар какой-то.