Александр Шуваев - Гном. Трилогия

Терки III: фазный переход к разборкам

Вот тут-то в помещение возник офицер в комбинезоне и шлеме десантника и попросил разрешения обратиться к товарищу Василевскому. В таких случаях - разрешают, офицер подошел поближе и что-то очень негромко доложил. Так, что никто, кроме Василевского не слышал. Суть состояла в том, что десантников, блокировавших все подходы к заводоуправлению, занявших стрелковые позиции, оборудовавших, где надо, ячейки, расставивших пулеметы на ПРАВИЛЬНЫХ позициях, тоже окружили какие-то хорошо вооруженные люди. При соотношении примерно 10 : 1 в их пользу. Блокируя пулеметные позиции, к месту действия подоспели машины совсем новой, еще не виданной на фронте модели. Десантники - бесстрашные люди, и сам черт им не брат. Но те, кто постарше, объяснили тем, кто помладше, что представляют из себя разнокалиберные женщины и подростки в сером, с бледными разводами камуфляже и черных сапогах со светло-серыми отворотами. И о том, что без приказа и особой необходимости с ними связываются только психи. И что немцы в последнее время бежали без боя, узнав, что на них идет Серая Стая. У ВСЕХ на груди блестели боевые награды. У огромной сутулой бабы с некрасивым шрамом на левой щеке, стоявшей в первых рядах, не скрываясь, поверх фантастического бюста лежали пять "За Отвагу", "Красная Звезда" и "Солдатская Слава" III и II степеней. Она держалась так естественно, что это поневоле успокаивало. Ну окружили, ну с оружием. Все нормально будет.

- Товарищ Берович, - спросил Василевский, которому Санину фамилию только что тихо напомнили, - что это значит?

- К переговорам хотят присоединиться ряд членов правительства. Ванников, Тевосян, Малышев, Шахурин. Еще пара-тройка наркомов и директора крупнейших предприятий. Всего человек тридцать-сорок. Люди штатские, опасаются... Попросили гарантий, я дал.

- Бабы и подростки, говоришь? И ведь не обманул! Ну молоде-ец. Вот только не слишком ли много вы на себя берете, - тихо, сухим тоном спросил маршал, - Александр Иванович?

- Не исключено, товарищ Василевский. Я уже думал над этим, а потом понял. Так уж вышло, что я здесь поневоле оказался в роли хозяина. Это очень древняя роль. По сути, она лишает выбора. В обязанности хозяина входит гарантия безопасности гостей. Всех гостей, Александр Васильевич.

- А вам кто дал гарантию? Ваши люди - там, вы - здесь.

- Дело в том, что э-э-э... внешнее кольцо охраны по моему распоряжению организовала и отвечает за него Карина Сергеевна Морозова. Вы ее знаете. А если эта гарантия покажется недостаточной кому-то другому, пусть спросят тех, кто знает. Так что если меня не станет, остановить ее будет некому. Совсем.

Маршал устало потер виски.

- Ладно. Перерыв, что ли? Все равно ЭТИХ дожидаться...

Буквально через две минуты после этого девушки в сером камуфляже внесли посуду, грибную лапшу, хлеб и ледяную водку, расставив это на столы.

- Александр Иванович, - вежливо окликнул его Сталин, - ви нэ уделите мне минутку времени?

На взгляд, он выглядел заметно приободрившимся.

- Молодэц, - сказал он одобрительно, когда они отошли в сторонку, - пэрехитрил-таки генералов? Куда дэвать будешь? Мнэ сдаш?

Но, так как Саня не поспешил с подтверждением и уверениями в безусловной преданности, а взор - отвел в сторону, как будто в некотором смущении, Верховный снова помрачнел. Не всем людям одинаково легко говорить неприятные вещи старшим, поэтому пауза несколько затянулась.

- Дело в том, товарищ Сталин... что мне тоже не хочется, чтобы за мной однажды пришли просто потому, что таково требование момента по чьему-то субъективному мнению. Я тоже хочу относиться к людям, которых нельзя трогать. Если уж нельзя позволить быть спокойными всем, кто ни в чем не виноват, остается обеспечить железные гарантии хотя бы себе... Видите ли, я ведь знаю, что мой арест запланирован, причем, в конечном итоге, именно вами. И примерно когда, тоже знаю. Вы пока не решили только, что со мной делать потом: расстрелять от греха, отдать дознавателям годика на два, - чтоб научить жизни, - или лет на десять сдать в шарашку к Берия. Вот и скажите мне: ЗА ЧТО?

- А-а. У меня била мысль, что это все - ты. Что ж... Так устроена наша жизнь, мастер. Если над каждым в ЭТОЙ стране нэ будет висеть топор, то ее хватит лет на десять. А потом все потихоньку начнет сыпаться, сыпаться... И еще лет через тридцать-сорок рассыплется совсем. Поэтому среди начальников процентов десять должно сидеть таких, которые вовсе не причем. Пусть лучше на свободе будет ходить кое-кто из тех, кого есть за что...

- Вы не думайте, - я очень хорошо все это понимаю. Вот только кому нужна такая страна, где со своими могут поступить, как со врагом? Где ВСЕМ жителям страшно жить, говорить, и даже думать? Они разбегутся, а если не выйдет, то перестанут работать, а потом вымрут от водки и тоски. Стоит ли идти на жертвы ради ТАКОЙ страны? Нужно искать какое-то другое решение. То, что вы его не знаете, не значит, что его не существует.

- Ти, что ли, знаешь? Поэтому и мэня им сдашь? Тогда зачем витаскивал?

- Насколько это зависит от меня, вы здесь находитесь в безопасности, товарищ Сталин. Как и все прочие. Уже хотя бы поэтому я обязан приглядеть за процессом. Видите ли, среди наших маршалов довольно много людей очень, в сущности, простых. Это мозги у них могут быть сложные, хитроумные и талантливые, а сами они - нет. Понимаете? Мозги маршала или профессора, а мотивации самые незамысловатые, желания такие же, как у крестьянина или рабочего от станка. Такие же себялюбивые, эгоистичные, жадные. Поэтому-то вы так долго управлялись с ними, пока не началась война. Им нельзя доверить управление страной, почти никому, они разорвут ее на части. У вас внутренняя дисциплина гораздо выше. На протяжении какого-то времени с вами во власти стране будет лучше, чем без вас.

- А потом? - Сталин поднял на него тяжелый взгляд. В этот бесконечный, безвылазный день он впервые понял, как мало вокруг по-настоящему преданных людей при том, что врагов достаточно много. Не то, чтобы Берович относился к их числу, но в определенном смысле был, пожалуй, поопаснее. - Мавр может и уйти? Почему - они? Чего тебе не хватало?

- Жить очень хочется, а в тюрьму - нет. Вот вы сказали, что арест части тех, кто заведомо не виноват, обязательный элемент внутренний политики, и необходим, в конечном итоге, для общего блага. Можно даже убедить себя, что это в каком-то высшем смысле правильно, но только пока не подумаешь, что это может коснуться тебя самого. Назовите это шкурными соображениями, пусть.

- А если б я пообещал?

- Простите, товарищ Сталин, тем, кто вам верил, это слишком часто выходило боком. Да почти всегда. Это не один только я, это все помнят слишком хорошо... Да, я все никак не соберусь вам сказать. Не по этому делу, совсем, но лучше все-таки сказать. У меня недели две тому назад разговор произошел с Лаврентием Павловичем. Очень был вежливый, хвалил за центрифуги, обещал представить к премии... А в основном расспрашивал, как работает урановая бомба. А я в этих делах не очень-то, только постольку-поскольку, так и сказал. Он сказал что знает, а потом постепенно опять начал то же самое. Я тогда не придал значения, думал, пытается разобраться на стороне, чтоб физики ему голову не дурили, а теперь что-то тревожно... Он один из самых умных людей, которых я знаю, с редким даром видеть проблему во всей полноте... Вдруг разглядел те возможности, о которых не подумали остальные? Включая даже специалистов?