Александр Шуваев - Гном. Трилогия

Василевский. Товарищ Черняховский?

Черняховский. В ваших словах тоже много справедливого, товарищ Сталин. Вот только я подумал: мы ведь и воевали так. То есть с предельным усилием. И в сорок первом, и сейчас. По-другому-то и не воюют. Только результаты почему-то были разными. То клали людей и без счету, и почти без толку. А потом как-то начало получаться так, что в десять раз больший результат удавалось достигнуть при в десять раз меньших потерях. Как? А - поумнели. Поумнели и научились. Солдаты тоже, но, в первую очередь, командиры. Так я что хотел сказать, товарищи: если с предельными усилиями, но по уму, - это ж людям больше достанется. Если мы, командиры, будем все время думать о том, как сделать дело, при этом не обижая людей лишней, дурной работой, может, и выйдет, а? На войне начало получаться, почему после не должно выйти?

Многие тогда только улыбались в ответ на горячую речь молодого комфронтом. С одной стороны, она разительно выбивалась из предельно прагматичной и довольно цинической стилистики того исторического совещания. С другой - слова Ивана Даниловича показались искушенным всеми видами демагогии функционерам очевидной банальностью. Тем, что называется "общее место". А он - просто не смог донести до собравшихся то, что на самом деле чувствовал. Зато ему в полной мере удалось продемонстрировать это свое новое понимание несколько позже, на деле. Так, что дошло даже до самых улыбчивых.

Заседание в заводоуправлении кончилось. Заговор имел полный успех, мятеж подавить не удалось, а переворот полностью достиг своих целей. Широкие народные массы так ничего и не узнали, а что узнали - так не поняли. Через день, в Реймсе, в присутствии представителей четырех стран-союзников был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. Жан Де Латр Де Тассиньи, кажется, откровенно веселился при каждом взгляде на представителей США и Великобритании. Ватутин, слегка раненный во время недавнего покушения, старался держаться невозмутимо, но все равно выглядел довольным. Эйзенхауэр, если откровенно, не видел в сложившейся ситуации большой трагедии. Лицо Александера оставалось малоподвижно, и каких-ибо эмоций на нем прочитать было нельзя. Идею Де Тассиньи: включить в официальный протокол вышибание Кейтеля из зала пинками под зад, сразу после подписания, и специально подобрать для этого пару сержантов, после краткого обсуждения отвергли:

- Мне представляется, Жан, - сказал Эйзенхауэр, - что эта, безусловно превосходная, идея является пока еще слишком радикальной. Видишь ли, если воплотить ее в жизнь, то слишком многие в этом мире почувствуют себя неуверенно...

Судя по всему, идею он отверг не без сожаления, но все-таки отверг. С другой стороны, он не сидел в форте почти два года, и оттого мог судить с меньшим накалом эмоций.

За сутки до этого сведения о том, что в СССР что-то происходит, дошли до Черчилля. В самом деле, подрыв обкома партии в городе Куйбышеве трудно было скрыть от иностранных посольств, находящихся в том же городе с сорок первого года. Не вполне обычно выглядели и действовали и войска располагавшиеся вокруг Москвы. Он активно требовал подробностей, получил даже смутный намек на то, что Сталин - арестован, но следом же было передана не слишком длинная, деловая речь самого арестованного, и прозвучало сообщение ТАСС. Если содержание его и не было вполне банальным, оно таким выглядело. Премьер-министр воспринял все предыдущие сообщения, как очередную шпионско-дипломатическую "утку", столь же обычную, как в "желтой прессе", и расслабился.

В тот же день и час речь товарища Сталина услышал в своей империи под Челябинском товарищ Берия.

Инквизиция и Конвергенция

За последние тридцать лет можно было привыкнуть, казалось бы, ко всему, но когда на следующий день до собравшихся (часть - убыла по месту службы уже с вечера) дошли подробности о последних деяниях комиссара госбезопасности I ранга в их полном масштабе, волосы встали дыбом даже у самых привычных. Нейтрализация впавшего в кровавое безумие наркома стала делом прямо-таки неотложным. Дело усугублялось тем, что никто не знал, какие еще козыри оставались у него на руках, но рассчитывать следовало на худшее.

С этой же секунды начался планомерный зажим бывшего наркома внутренних дел, тщательно продуманные приказы последовательно отсекали его от транспорта, связи и ресурсов. Для самого по себе ареста неожиданно обозначился волонтер. Услыхав имя, Сталин высказался категорически против, - Берия был нужен ему непременно живой, чтобы иметь лишний козырек в разговоре с американцами, - но военные, как один, окаменев лицами, кандидатуру генерала Горбатова поддержали единогласно.

- Ничего, - многообещающе улыбаясь, сказал он, - лишь бы взять его, шалунишку. А доставить - доставим. Не волнуйтесь товарищи, я аккуратно...

Это напоминало дурной сон. Он звонил, и попадал не туда. Проявляя упорство, дозванивался, а абонента не оказывалось на месте. Отвечавшие вместо тех, кого нужно, секретари и адъютанты, как один, оказывались косноязычными болванами, от которых не добьешься толку. Потом позвонили из комендатуры и сообщили, что шофер его, будучи в нетрезвом состоянии, дебоширил и был задержан патрулем. Какие будут указания? Водитель не пил. Попробовал бы только. Сильно пьян? Да как свинья. Прикажите - пришлем, сами увидите. Что? А машину куда дел? Неизвестно, товарищ Берия. Только мычит и дышит перегаром. Голос в трубке был уверенный и веселый. Машины в гараже, как на грех, в разгоне, но одна скоро будет. Вот-вот. Минуты через три, в крайнем случае - через десять. Нет, борт готов. Практически. Если прикажете, через час - полтора можно будет вылетать. Что? Машина нашлась? А, другая пришла! Конечно подать, сколько, блядь, повторять можно!

Другой машины не было, толковую охрану с собой взять невозможно, но он не мог, не имел возможности ждать. Водитель, тупой, как табуретка, медлительный латыш с белесыми рыбьими глазами. Увидев Берия, напугался так, что потерял последнее соображение, втянул какую-то почти кубическую башку в плечи и двигался со скоростью больной улитки. Повез, нарком откинулся на заднем сиденье, но минут через пять понял, что прибалт везет его куда-то не туда. Наорал, тот развернулся, но лучше не стало. Чем больше на него орали, тем в больший ступор впадало это недоразумение. Под конец, сбитый с толку полностью, он вообще остановил машину, притерев ее к обочине на каком-то незнакомом перекрестке. И отовсюду, со всех четырех сторон из переулков вышли люди.

- Помочь? - Дружелюбно осведомился один. - Дорогу показать?

Человек восемь, почти на одну стать, среднего роста улыбчивые крепыши, они со всех сторон обступили заслуженную "эмку". Еще десятка полтора-два стояли поодаль, каждый - контролируя свой сектор.