Том Уикер - На арене со львами

Ох нет, далеко не всегда, подумал Морган, и далеко не со всеми так бывает, вот и у Андерсона тоже вышло по-другому. Когда Хант потерпел поражение на виду у всех, он потерял еще только половину того, что имел. Ведь Кэти тогда еще была с ним, рассказ Мэтта это только подтверждает. Но к тому времени, когда съезд кончился, Хант ее потерял, как он, Морган, потерял Энн.

— Что ж,— сказал Данн,— Хант свое обещание выполнил — задал им всем жару и не позволил себя облапошить. В том году впервые заседание, на котором выдвигались кандидатуры, назначили на вечер, когда все американцы уже пришли с работы и сидят у телевизоров, и это привело к ужаснейшей катастрофе. Председатель объявил заседание открытым, какой-то древний старец из захудалых губернаторов произнес торжественную речь, в которой перечислил все заслуги и достижения партии, начиная с войны тысяча восемьсот двенадцатого года,— как заметил один журналист, не пропустив ни единого дня. Но настоящий шум поднялся, когда начались выступления представителей штатов, потому что на выступающих в упор глядели красные глаза телекамер.

У первого оратора, которому предоставили слово, голос был скрипучий как немазаное колесо. «Господин председатель! — с подвыванием начал он,— наш прекрасный штат Ал-ла-БАММ-аа…» И я сразу понял, что сидеть нам здесь до утра. Он долго живописал полноводные реки и прозрачные озера своего «чю-юдесного штаата», разглагольствовал о его неограниченных возможностях, о славных традициях, об оплате тяжкого труда землекопов и золотарей, а потом, в завершение своей речи, провозгласил: «Наш прекрасный штат Ал-ла-БАММ-аа уступает право выдвинуть кандидата такому-то штату».

Бингему хотелось быть не просто кандидатом от Юга. В Аризоне, где его поддерживали удалившиеся на покой биржевые маклеры и потомки знаменитых первопроходцев, он договорился, что выдвигать его кандидатуру будет родной штат. Аризона выразила согласие, но сперва ее представитель освежил в памяти присутствующих чуть ли не всю историю штата от его образования и до наших дней, исчерпывающе перечислив все его достопримечательности, но, впрочем, не упомянув о вони скотопрогонных дворов, душащих округ Феникс. Наконец на трибуну взошел глава делегации штата, который выдвинул кандидатуру Джо Бингема, и вместо того, чтоб объявить, что его штат выставляет такого-то в кандидаты на пост президента, распространялся ровно три минуты по часам о том, от какого именно штата он имеет счастье и честь выступать на данном съезде. Прошу прощения, но перед телекамерой все мы воображаем себя великими ораторами.

Кандидатуру Бингема поддержал губернатор — само воплощение любезности и изысканных манер; однако все сошло более или менее благополучно — он закруглился на тринадцатой минуте. Куда хуже обстояло дело с пятиминутными речами в поддержку кандидата, каковые должны были последовать непосредственно за овациями и демонстрацией, которая следовала за выдвижением кандидатуры. Потом началась овация, и южане забросали зал шариками для пинг-понга с изображением Джо Бингема; стреляли они этими самыми шариками из игрушечных пушек того типа, какие были во времена Гражданской войны на вооружении у конфедератов. На выступления в поддержку было отведено по регламенту пять минут, но пять таких выступлений продолжались битый час, потому что после каждого из них возникала краткая овация и мини-парад. Наконец с Джо Бингемом было покончено, его по всей форме внесли в соответствующий список, однако очередь дошла пока всего лишь до Арканзаса, а предстояло выдвинуть еще четырех крупных кандидатов и около десятка других, помельче.

Мой кандидат выступил сразу после Бингема. Что ж, я учел его ошибки и отменил два пятиминутных выступления в поддержку и сократил овации и демонстрации ровно вполовину.

Все пропустили мимо ушей эту мою подсказку. Кандидатуру Старка выставлял его собственный штат: Коннектикут уступил ему это право, а речи и овации длились битых полтора часа. Потом наступил черед Эйкена, и уж таких оваций мы в жизни не слышали, потому что его люди переполнили все галереи и делали вид, будто выражают общественное мнение. Вице-президент особого впечатления не произвел; он до конца сохранил верность партии, но, думается мне, к тому времени это уже мало кого трогало. Потом собравшимся показали еще нескольких народных избранников, и вот наконец был громогласно назван штат Андерсона. Уверяю вас, я сам едва не решился поддержать Ханта, когда увидел, что он последовал моему примеру и урезал целых три выступления.

— Это был мой замысел,— сказал О’Коннор.— Сидим мы в номере у Андерсона, глядим по телевизору, как Бингем ломает комедию, и готовимся глядеть долго, ораторы соловьями разливаются один за другим, и тут я заявляю: нет, ребята, нельзя так затягивать, зрители уже совсем сникли. А Хант ответил, что теперь уж ничего не изменишь, в списке его делегатов представители всех до единого округов штата, всех национальностей и цветов кожи, всех вероисповеданий, да к тому же положенное число этих представителей — женщины, такого ажура ни у одного демократического лидера сроду не было. И если он теперь, в последнюю минуту лишит кого-то из делегатов слова, некоторые просто взбесятся. Но вот наконец выступает последний кретин и — черт возьми! — начинает опять зачитывать ту самую цитату из Джефферсона, что, мол, древо свободы надо иногда поливать кровью,— а ее только что зачитывал один из ораторов, и тут Хант вскакивает, как ужаленный, н кричит: «Проклятье, этого мне уже не вынести! Мы выпустим только чернокожего конгрессмена и старого вояку в котелке. Всех остальных — долой! Если мы сократим выступления, то соберем не меньше миллиона голосов, увидите!»

— Что ж, может быть, он бы их и собрал,— сказал Данн,— но когда идет съезд, важно убедить делегатов в зале заседаний, а не избирателей на улице. И зря Андерсон путал одних с другими. Толпа андерсоновых сторонников попыталась взять приступом входную дверь и присоединиться к нашим делегатам, как только назвали его имя. Полицейские сдержали натиск, но делегаты это видели, и кое-кто переменил свою позицию. Я и сам считал, что этот способ не из лучших, но ведь было уже за полночь, и маленькая потасовка по крайней мере всех взбодрила. Кроме того, зрители увидели на экранах свалку у дверей, а не очередную вялую овацию в зале, и у них пропала охота спать.

После речей в поддержку Андерсона предстояло выслушать всего лишь одного народного избранника, и все делегаты стряхнули с себя дремоту, зашевелились, обстановка начала постепенно накаляться — такое волнение не может укрыться от взгляда даже на телеэкране, хотя он мертвит любое зрелище,— всем ясно, что игра наконец пойдет ва-банк. В этом есть некая особая двойственность. Все ставки на глазах, и все же чувствуется, что какие-то решающие ходы делаются не здесь. Карточную колоду прячут от игроков и от зрителей. Если карты держишь в руках, стараешься склонить делегатов на свою сторону или добиться их голосов, рассчитываешь время и выбираешь место,— это дело гиблое. На съезде нужны крепкие нервы и хорошо продуманные действия, здесь порывам поддаваться нельзя. Слишком уж бурно развиваются события, слишком много бывает всяких приливов и отливов, никто не может знать наверняка, к чему стремится другой. Всякие картотеки да электронно-вычислительные машины, конечно, превосходны, но лишь до первого тура, а когда началась перекличка штатов, куда полезней верный нюх, который подсказывает, в какую сторону ветер дует. Полезны также соответствующие связи и полнейшее хладнокровие.