User - i dfee46a8588517f8

Спрашивается, где же проходит граница между приемлемым и неприемлемым уровнем власти, какого, скажем, царского мини­стра или Совет министров в целом можно считать соответствую­щим или несоответствующим указанному минимуму, не является ли этот минимум чем-то не поддающимся определению или, более того, продуктом чистой спекуляции, если иметь в виду общие ге-

нетические характеристики министров: защиту самодержавия, полуазиатские приемы управления, местничество, интриги, а глав­ное — то, что все они никого не представляли, являлись чинов­никами, назначенными царем и ответственными только перед ним, были верноподданными царя и не более того?

Ответ, на наш взгляд, заключается в том, является ли данное правительство идейным в том смысле, что интересы государства (разумеется, в его понимании, которое в действительности сводит эти интересы прежде всего к общим интересам господствующе­го класса) для него являются главными и в конечном итоге ока­зываются выше и важнее в сравнении с личными и групповыми интересами. В благополучные с точки зрения режима периоды эти начала — корыстное и идейное — мирно сосуществуют и практиче­ски не отделимы друг от друга. Но в острокритических ситуациях приходится делать выбор, и именно годы острых политических кризисов дают ясный ответ на вопрос, чем и кем является власть.

Изучаемый период как раз и является временем, когда цар­ское правительство (а с ним вместе и весь государственный ап­парат) полностью утратило государственное начало; на прави­тельственной ниве подвизались, сменяя и пожирая друг друга, от­кровенные проходимцы и жулики, а немногие еще уцелевшие или вновь пришедшие «добропорядочные» министры не оказывали на политику сколько-нибудь значительного влияния. Причины, ход и последствия этого превращения и являются предметом нашего исследования.

«Министерская забастовка»

Ухудшение качественного состава Совета министров как це­ленаправленная линия началось еще до войны. Первым минист­ром, назначенным по указанию Распутина, исходившего в своих рекомендациях исключительно из принципа личного доверия, был обер-прокурор святейшего синода В. К. Саблер, получивший этот пост в 1911 г. Одиозность Саблера была такова, что он стал пер­соной non grata даже для части правых депутатов Думы, не говоря уже о либералах.

Во время бюджетных прений весной 1914 г. Милюков про­цитировал письмо известного соратника Распутина иеромонаха Илиодора, рассорившегося к этому времени со «старцем» и став­шего его злейшим врагом. В письме говорилось: «Саблер и Да- манский (товарищ обер-прокурора.— А. А .)— ставленники Гриш­ки. Гришка говорил, что Саблер поклонился ему, Гришке, в ноги за то, что он сделал его обер-прокурором» 4. «Историк должен будет отметить тот факт,— писал Шавельский,— что в эпоху В. К. Саб­лера св. синод главным образом занимался наградными и брако­разводными делами». Из Саблера, по его мнению, вышел бы хо­роший поэт, рассказчик, «еще лучший анекдотист-рассказчик». «Не то шутник, не то— искатель приключений» — вот кем пред-

ставлялся обер-прокурор святейшего синода 5. Само собой разу­меется, что Саблер находился в числе тех министров в составе правительства, которые настаивали и проводили наиболее реак­ционный политический курс.

«Личным» министром царя был и военный министр В. А. Су­хомлинов, назначенный на этот пост еще в марте 1909 г. Его ос­новные качества — некомпетентность и безответственность — обернулись для него впоследствии судебным процессом с об­винением в бездействии и превышении власти, служебных под­логах и государственной измене. Он имел прозвище «генерал Отлетаев», потому что все время разъезжал по стране 6. Делалось это с единственной целью — получать командировочные и прочие полагающиеся на министерские поездки деньги, с тем чтобы покрывать неумеренные траты своей супруги.

Несмотря на такие неминистерские качества, Сухомлинов, как указывает тот же Шавельский, «пользовался у царя исключитель­ным влиянием» 7. Секрет его успеха заключался в подчеркивании именно личного служения, основанного на преданности, а не на системе взглядов. В этом контексте становится понятным на пер­вый взгляд странное замечание Сазонова о том, что Сухомлинов был непопулярен в Думе «не за свои политические убеждения, которых у него не было, а вследствие его необычайного легкомы­слия и полного отсутствия качеств, нужных военному министру в пору опасных внешних осложнений» 8. Сухомлинов категорически отказывался выступать в Думе, мотивируя свое нежелание тем, что «государь этого не желает» 9. Иными словами, в своей деятель­ности он исходил не из интересов дела, а из политических симпатий и антипатий царя. Учитывая нелюбовь последнего к длинным докладам, Сухомлинов «облегчал» их сплетнями и анек­дотами, по части которых был великий мастер.

Военный министр не хотел, однако, ограничиваться славой ве­селого рассказчика: он жаждал литературного успеха. Еще в 90-х годах генерал выступил с серией брошюр под псевдонимом Остап Бондаренко. В 1916 г., оказавшись не у дел, снова под тем же псев­донимом выпустил несколько брошюр. Именно он был автором печально знаменитой статьи в «Биржевке», где доказывалось, что русская армия готова к войне «вплоть до последней пуговицы по­следнего солдата» 10.

Сухомлинов импонировал не только Николаю II, но и его супруге. Уже после отставки министра она писала царю: «Вчера видела Поливанова (преемника Сухомлинова.— А. А.). Он мне, откровенно говоря, никогда не нравился... Я предпочитала Сухом­линова. Хотя этот и умнее, но сомневаюсь, так же ли он пре­дан» 11. Забегая вперед, отметим, что это противопоставление (или предпочтение) личной преданности уму стало главной отправной точкой политики царской четы и Распутина в годы войны и имело принципиальное значение. Как записал в своем дневнике 29 апре­ля 1915 г. (т. е. незадолго до отставки Сухомлинова) великий князь Андрей Владимирович, заключая беседу с ним, «государь

сказал, что он глубоко верит Сухомлинову, что это, безусловно, честный и порядочный человек». На вопрос князя, известно ли ца­рю, что против военного министра «ведется страшная кабала (в смысле кампания.— А. А.)-», последовал ответ: «Знаю и слиш­ком хорошо, но в обиду его не дам и скорее сам восстану за него, но его не тронут» 1*.

Важным этапом в эволюции царизма по пути отказа от мини­стров традиционного типа (в смысле соответствия определенному уровню государственной ответственности и респектабельности) была замена в 1912 г. министра внутренних дел А. А. Макарова В. А. Маклаковым. Значение этого шага состояло в том, что именно Министерству внутренних дел, а не Совету министров принадле­жала решающая роль в определении курса внутренней политики.