User - i dfee46a8588517f8

В августе кампания давления возобновилась: «Намерен ли ты назначить Беляева военным министром?» — не то спраши­вала, не то приказывала царица в письме от 13 августа. С мне­нием царя о том, что Беляев — «человек чрезвычайно слабый, всегда уступает во всем и очень медленно работает», она реши-

· 39П

тельно не соглашалась .

Что же представлял собой последний военный министр? Да­же Шуваев был о нем весьма невысокого мнения. Беляев, пока­зывал он, человек большой работоспособности, «но он самое большее столоначальник, это удивительно узкий человек» 321. Такого же примерно мнения о Беляеве был и Поливанов, в прош­лом его учитель по Академии генерального штаба 322.

На следователя Чрезвычайной следственной комиссии

С. А. Коренева, занимавшегося делом Беляева, последний произ-

вел самое удручающее впечатление: «...щуплый ... с пугливой походкой, весь съежившийся, растерянный... Вскакивает при каждом вопросе. Хватает за руку и шепчет: „Благодарю Вас, ведь мне бы только в отставку бы поскорее уволиться, да пенсию получить и довольно, только бы пенсию". Таков был этот вче­рашний военный министр». «Форма и форма — вот главное. Со­держание же, во-вторых»,— писал Коренев, характеризуя стиль работы Беляева. Его жизненный катехизис — не касаться жи­вого дела, «чернильная запятая». Но когда дело касалось услуг, «форма» забывалась. «Чтобы угодить царице», Беляев «по ее указанию» в нарушение закона перевел сына Распутина из Си­бири в санитары в Петергоф. По ее же желанию распорядился не обыскивать на границе приезжающих в Россию австрийских сестер милосердия. По соглашению с Протопоповым приказал неподчиненной ему военной цензуре не пропускать в печать отчета о заседании кабинета министров по вопросу о Польше и т. п. 323

Последний председатель Совета министров князь Н. Д. Го­лицын занял свой пост, как показывал Протопопов, «по выбору б[ывшей] царицы» 324. Это верно только в том смысле, что на сей раз ей пришлось решать вопрос о премьере самостоятельно, без помощи «Друга». Но это не значит, что за Голицыным никто не стоял. Он сам признавал, что его назначение «состо­ялось по ходатайству лиц, которые не пользовались ни уваже­нием, ни доверием»* 5. Голицын имел в виду ту группу самых крайних правых членов Государственного совета, к которой он сам принадлежал. По-видимому, он причислял к ним и Прото­попова. Воейков прямо утверждал, что Голицын был «рекомен­дован Протопоповым» 32”.

Назначение Голицына означало дальнейшее усиление пра­вого курса. «Назначение Голицына и мое утверждение (ми­нистром.— А. А .),— указывал Протопопов,— являются характер­ными признаками времени. Руководство политикой фактически перешло в еще более правый круг. Б [ывший] царь это понимал и сделал этот шаг сознательно» 327. Эту оценку подтверждает и другой свидетель. «Что же касается последних назначений министров,— записал Андрей Владимирович в своем дневнике 29 декабря 1916 г.,— то Ники сказал Саблину, что он пойдет против общественного мнения во что бы то ни стало и докажет этим твердую власть. Таким образом, он нарочно выбирает лиц, которых общественное мнение не любит и ненавидит » 32в .

Вместе с тем выбор Голицына свидетельствовал о полном тупике, в который завела царизм «министерская чехарда», осно­ванная на принципе «джентльменства» в истолковании Алек­сандры Федоровны. Даже сам Голицын, которого тот же Коре­нев характеризовал как «старого рамолика», «прихрамываю­щего, волочащего ноги подагрика, ничего не помнившего и ни­чего не знавшего» 329, знал и понимал, что он совершенно не подходит на предложенную роль. «Я поник головой, так был

ошеломлен»,— вспоминал он, когда царь сказал, что хочет сде­лать его председателем Совета министров, показывал Голицын. «Совершенно искренно и убежденно говорил я, что уже устарел (Голицыну было 66 лет.— А. А.)... признаю совершенно неспо­собным». Голицын был уверен, что после такой автохарактери­стики царь откажется от своего решения, но спустя два дня получил указ о своем назначении j 30. Как свидетельствует Род-, зянко, на его вопрос Голицыну, зачем он согласился занять пост, абсолютно ему противопоказанный, последний ответил: «Я совершенно согласен с Вами. Если бы Вы слышали, что я наговорил сам о себе императору; я утверждаю, что если бы обо мне сказал все это кто-либо другой, то я вынужден был бы вызвать его на дуэль» 331. Голицын был премьером ровно два месяца — с 27 декабря 1916 по 27 февраля 1917 г. Революция избавила старика от тяжкого бремени.

Последствия «министерской чехарды» для царизма были ка­тастрофическими. Авторитет власти не только в народе, не толь­ко в господствующих классах, но и в самом государственном аппарате близко подошел к абсолютному нулю. «Если при Ма­карове кабинет министра (внутренних дел.— А. А.) потерял для меня всякий страх, при Маклакове — серьезность, то при Щербатове он сделался каким-то нелепым местом, куда нужно было только возить бумаги, чтобы получить подпись»,— писал известный нам Муратов 332. А ведь Щербатов подвизался еще в «дочехардовскую» эру. Да и сами министры не чувствовали себя таковыми, понимая, что они калифы на час. Новые минист­ры, отмечал в своем дневнике Пуришкевич, не переезжают даже на казенные квартиры 333. «В ведомствах,— писал Родзянко,— устраивались при назначении нового министра пари или нечто вроде тотализатора на срок пребывания данного лица у вла­сти» 334.

Джунковский, который в свой дневник «тащил» все, что ка­залось ему интересным, записал ходивший в Петрограде по рукам «отчет о скачках», в котором под видом лошадей были выставлены все тогдашние претенденты на посты председателя Совета министров и министра внутренних дел. Вот характеристи­ка некоторых «лошадей» из этого отчета: «„Толстяк" — густой караковый жеребец орловской породы от Губернатора и Думы. Камзол и рукава черные». Нетрудно догадаться, что речь здесь идет о Хвостове. «Подхалим» без аттестата (т. е. беспород­ный.— А. А.) от «Хама» и «Подлизы»—это Белецкий. Штюр- мер «в отчете» характеризовался как «Первач» — рыжий жере­бец завода Б. В. Ш. от «Серьезного» и «Правой». Цвета черные. В «отчете» перечисляются «Крыж»—Крыжановский — от «Ба­калавры» и «Конституции», «Думский любимец»—князь Вол­конский — от «Дурака» и «Интриги» и др. 335Муратов утверж­дал, что автором «бегов» 336являлся он, но, скорей всего, это было коллективное творчество, так как сам Муратов также фигурировал в «бегах» 337.

Совершенно очевидно, что подобные меткие и злые характе­ристики были реакцией не только на частую смену министров, но и на самих министров, оценкой их деловых и моральных качеств. Карабчевский, вспоминая эпоху Александра III, писал, что на всех государственных ступенях «1 es prochvostis» уже тог­да «брали верх» 33". Современники последнего царствования по­нимали, что прежние времена были просто идиллическими по сравнению с теперешними. «И в былые времена на эти посты (министров.— А. А.), быть может, попадали люди не вполне безукоризненной честности,— писал по этому поводу другой ме­муарист,— но всем известных мошенников раньше конца столе­тия мы на них не видели... Я мог бы привести еще много современных типов. Но довольно. А то воспоминания будут не воспоминаниями, а зоологическим садом, в котором отсутствуют только львы и орлы»' 5.