User - i dfee46a8588517f8

Большое недовольство у значительной части съезда вызвал и состав совета. В этом отношении (как и для оценки морального облика «союзных» главарей и черносотенства в целом) лю-

бопытен документ — письмо-обращение известного московского «союзника» Орлова с грифом «весьма секретно» к не менее из­вестному и весьма авторитетному в «союзнических» кругах про­тоиерею Восторгову, одному из руководителей петроградского съезда. Начав с того, что «все правые деятели» ожидали от съезда принятия «глубоковажных решений, которые создадут из монархических организаций одно стройное и мощное тело», Орлов далее писал: «Но когда съезд закончился, то многие из представителей различных монархических организаций покинули зал с тяжелым сознанием, что съезд далеко не выполнил своих задач. Особенно ярко сказалось это в деле избрания членов монархических организаций в совет съезда, который должен вы­полнять функции центрального комитета всех монархических ор­ганизаций». Автор письма подробно излагал свои претензии по этому поводу в духе лучших «союзнических» традиций. Почти все члены совета принадлежат к «Союзу русского народа», а другие монархические организации обойдены. Но главное даже не это, а персональный состав Совета. «Наряду с Вашим высоко­превосходительством» в него вошли такие господа, как Шинка- ревский — «абсолютное ничтожество», Бобров — «наймит правого движения», получающий 100 руб. вознаграждения у Главного совета («Союза русского народа»), Кельцев — человек, имевший в прошлом дело с прокурорским надзором, Соколов — недоучив­шийся студент. У широкой публики может создаться впечатле­ние, что «монархическое движение не имеет ни авторитета, ни имен, ни просто ярких деятелей, популярных среди народной толщи, что все правые партии состоят из нескольких бывших министров, да из каких-то ничтожеств, никому не известных, а если известных, то с самой плохой стороны». А между тем это не так: «И у нас есть крупные имена... так, например,

И. В. Плеве, тайный советник Иловайский, Н. П. Муратов, А. А. Сидоров, профессор В. Ф. Залесский, профессор Вязигин и целый ряд других, но их на съезд не пригласили».

Перечень «крупных имен», который Орлов противопоставил «наймитам» и «ничтожествам», лучше всего показывает, как в действительности обстояло дело у «союзников». Сам Орлов, если воспользоваться его собственным выражением, принадле­жал к числу «союзников», которые были известны «с самой пло­хой стороны» 108. Конкретно Орлов предлагал при первой возмож­ности переизбрать совет «с таким расчетом, чтобы в него по­пали представители всех имеющихся в России правых ор­ганизаций» 109.

Разочарованы съездом были обе стороны — не только про­винциальные «низы», но и столичные «верхи». В своих показа­ниях Щегловитов отмечал, что инициаторы съезда «усиленно» просили его взять на себя председательствование «в видах объединения этих чрезвычайно раздробившихся организаций». И у них и у него «была мысль», что его участие в качестве пред­седателя «даст возможность несколько объединить эти группы».

Только единство, на его взгляд, «могло сделать их сколько- нибудь жизнеспособными». Результатом было «глубочайшее разо­чарование: я увидел, что достигнуть объединения... нет ника­кой возможности. Вот почему я и отказался потом председатель­ствовать в сохранившемся после съезда совете из лиц, выбран­ных на этом съезде» 110.

Макаров показывал, что находился на съезде минут 20, «по большой просьбе, для того чтобы своим отсутствием не причинить им (устроителям.— А. А.) демонстративно неприятно­стей». Узнав из газет о своем избрании в совет, он немедлен­но заявил об отказе быть членом 111. Неудача съезда была пред­определена еще до его созыва. «Мятежники-провинциалы согла­сились принять участие в петроградском съезде только потому, что у них в кармане уже лежало разрешение на свой съезд в Нижнем Новгороде, назначенный на 26 ноября, т. е. сразу после первого. Представители поволжских монархических организаций, демонстративно отказались приехать на петербургский съезд, обвинив руководителей съезда в том, что они хотят захватить власть 112. Действительно, в ходе съезда была предпринята по­пытка не допустить нижегородского сборища 113. Не только пет­роградских заправил, но и главного шефа «союзников»— депар­тамент полиции — беспокоила мысль о компрометации идеи соз­дания черносотенного контрблока, если решать ее станут вожаки из Астрахани, Саратова, Одессы.

В цитированном докладе петроградского охранного отделе­ния начальник его Глобачев, отметив, что либеральной прессе не удалось «доказать с достаточной убедительностью черносо­тенно-погромную опасность монархистов, так как наличность среди участников совещаний (т. е. съезда.— А. А.) видных и авторитетных правых деятелей в достаточной степени гаранти­ровала „приличный" исход съезда... без... демонстративных и резких эксцессов», подчеркивал, что в Нижнем Новгороде картина будет иной. По имеющимся агентурным сведениям, этот съезд может «привести к ряду нежелательных и более чем не­удобных выступлений со стороны преобладающих там менее урав­новешенных и менее дальновидных правых... Чувствуя себя здесь в присутствии видных деятелей Государственного совета и Государственной думы как бы на втором месте и не решаясь открыто выступить со свойственной им резкостью выпадов и ре­золюций, эта среда крайних и неумеренно правых монархистов все время сдерживалась надеждами на возможность развернуться во всю именно на съезде в Нижнем Новгороде, одним из видных организаторов коего является Дубровин» 1 4.

Что же не устраивало в Петрограде людей, которых даже начальник охранки называл «неумеренно правыми»? С его течки зрения, причина недовольства провинциалов сводилась к убежде­нию, что петроградский съезд не был всероссийским — не была представлена провинция, особенно район Поволжья, где черно­сотенцы гораздо правее. Правых с Волги, указывал Глобачев, явилось на петроградский съезд «весьма мало, и все они опре­деленно высказались в том духе, что петроградские совещания не носят истинно монархического характера, а поддерживают даже либеральных министров» 115.

Несостоятельность приведенной версии очевидна. Обвинять Маркова 2-го, Замысловского, Левашева, Римского-Корсакова и им подобных в сочувствии «либеральным» министрам было просто нелепо. Обе стороны были настолько «крайние» и «неуме­ренные», что обнаружить различие между ними невозможно даже под электронным микроскопом.

Из письма редактора черносотенной саратовской газеты «Волга» Н. Тихменева от 1 сентября председателю одесского «Союза русских людей» А. Н. Родзевичу видно, что вопрос о ни­жегородском съезде был принципиально решен уже в то время. К. Н. Пасхалов, писал Тихменев, сообщил ему, что в Нижнем Новгороде два тамошних богача мукомола «отнесутся к нашему съезду хорошо». Поэтому следует попробовать заручиться их под­держкой (из-за денег), «я им пошлю постановления нашего (по-видимому, саратовского совещания черносотенцев 27—29 ав­густа 1915 г. — А. А.) совещания, а Вы заведите переписку с ними или еще лучше съездите... Так как общее мнение, что правительственных субсидий следовало бы избегать». Пасхалов, писал Тихменев, считает необходимым «пригласить к участию в съезде всех видных монархистов как гостей: Маркова, Дубро­вина, Восторгова, Пуришкевича и др. Пусть грызутся между со­бой, но спасать родину обязаны все. Сегодня я получил теле­грамму от митрополита Макария, он благословляет наш почин» 116. Письмо Тихменева свидетельствует, что нижегородский съезд был задуман именно как вызов столице: даже Дубровина предпо­лагали пригласить только как гостя, хотя правее Дубровина уже никого не могло быть. Намерение обойтись без казенных денег также объяснялось стремлением сохранить свободу рук в отноше­нии Петрограда — источника всех и всяческих субсидий.