User - i dfee46a8588517f8

Субсидирование черносотенных организаций и изданий явля­лось для министров финансов и внутренних дел не просто важным, а прямо-таки священными делом. Оно находилось подлинным кон­тролем царя. Ему ежегодно представлялись подробнейшие отчеты о произведенных выдачах, и царь, который обычно возвращал все посланные ему бумаги по принадлежности, отчеты-ведомости главного управления по делам печати «о приходе и расходе особого кредита», бережно хранил у себя. В отчете за 1915 г. «Перечень изданий, лиц и учреждений, которым оказано пособие» состоял из 82 единиц. Сумма выдач составила 1122 тыс. руб. Вот несколько таких выдач. Замысловский получил 5 тыс. руб., саратовская «Волга»—13,3 тыс., «Голос Руси»— 100 тыс., «Земщина» — 145 тыс., «Колокол» — 20 тыс., Пуришкевич — 31 тыс. и т. д. и т. п. 13120 января царь «высочайше повелел» дополнительно отпу­стить на субсидирование правой печати 300 тыс. руб. 132К этому необходимо добавить, что выдачи, производимые департаментом полиции из секретных сумм, были не меньшими, но нигде не фикси­ровались.

Единственный, кто действительно перестал получать субсидии, был Дубровин, но это явилось исключительно результатом его пло­хих взаимоотношений с «союзными» главарями, Марковым 2-м и др., с которыми он насмерть рассорился. ,

И уже совсем нелепо звучат обвинения черносотенцев в адрес правительства, якобы сочувствующего «левым» 133. Жалобы глав?- рей черной сотни особенно подчеркивали ничтожность и бессилие «союзников».

«Вчера закончился монархический съезд,— писал Щегловитов 24 ноября 1915 г. Д. И. Иловайскому.— Что Вы о нем думаете? Как все у нас странно, в монархии монархистов только небольшая

1 44

кучка» .

Такие же неприятные для себя признания вынуждены были делать и другие черносотенцы калибром повыше своих провинци­альных братьев. «Трудно даже сказать, кто более революционно настроен — правые низы или левые интеллигентные круги»,— за­давал Вязигин вопрос себе и своему корреспонденту князю Д. П. Голицину в письме от 30 ноября 135. Идея свержения царя, констатировал он в письме от 13 декабря Замысловскому, «к сожа­лению... пользуется значительным успехом даже в среде правых, не говоря уже о темной деревенской массе и распропагандирован­ных рабочих» 136.

Но, пожалуй, лучше всего состояние черносотенства выразил, сам того не подозревая, некий Дудниченко в письме к своему кумиру Дубровину от 4 ноября 1915 г. «В Вашем письме я ясно вижу и чувствую тревогу, горечь и обиду... Где же наши, где наша мощь? Да разве нет пороха в пороховницах? Да разве иссякла мо­нархическая сила? Вы, Вы должны вдохнуть в' нас всех былую мощь и силу...» 137Увы, «пороха в пороховницах» не оставалось уже ни крупинки, а «былая мощь и сила» в действительности ни­когда не существовали.

Тем не менее как «верхи», так и «низы» черносотенства не скла­дывали оружия. Их активность в 1916 — начале 1917 г. даже воз­росла, причем претерпела известные изменения. Наряду с под­готовкой очередного съезда они взяли курс на непосредственное воздействие на царскую чету. Дорога в Царское Село была ими проложена уже давно, а двор, по мере того как росла его изоля­ция, в свою очередь, охотно встал на путь прямых контактов с чер­носотенными главарями, притом «нижегородской» разновидности. Царь и особенно царица продолжали считать их выразителями народных настроений и тем более охотно прислушивались к их мнению, что оно полностью совпадало с их собственным 138.

14 декабря 1916 г. императрица писала в ставку: «А вот конт­раст (с высшим обществом.— А. А.) —телеграмма от „союзов русских народов"... Одни — гнилое, слабое, безнравственное общество, другие — здоровые, благомыслящие, преданные под­данные — их-то и надо слушать, их голос — голос России, а вовсе не голос общества или Думы. Так ясно видно, где правда» 139. «Друг мой,— писала она на другой день,— Дубровин просит ме­ня принять его, можно или нет?» 140Свидание с Дубровиным по какой-то причине не состоялось, но Тиханович-Савицкий был ею вскоре принят, и беседа проходила в духе полного взаимопони­мания.

Выдвижение таких фигур, как Тиханович-Савицкий, в ранг прямых советчиков при дворе свидетельствовало о том, что

царизм накануне революции полностью потерял ориентировку. Глава астраханских «союзников» принадлежал к числу немногих идейных черносотенцев. Но это был явно психически больной чело­век. Еще в 1907 г. астраханский губернатор в докладе департа­менту полиции характеризовал его следующим Ъбразом: «Предсе­дателем астраханской народной монархической партии в г. Астра-, хани состоит г. Тиханович-Савицкий. Человек этот нервнобольной, почти совершенно глухой, крайне экзальтированный... и, бу­дучи человеком неосторожным и беспокойным, весьма часто вре­дит интересам партии и подрывает значение и смысл ее среди населения» 141. Крыжановский считал Тихановича-Савицкого су­масшедшим 142. Он к тому же ровно никого не представлял. В 1908 г. в докладе департамента полиции Столыпину говорилось: Тиха­нович-Савицкий «остался окружейным десятком заведомых про :пойц, не способных ни на какую полезную деятельность и мечтав ющих о погромах» 143. 6 октября 1915 г. начальник астраханско-’ го жандармского управления доносил по начальству, что на­кануне войны «около Тихановича-Савицкого группировалось не более десяти человек союзников». На последнем их недавнем соб­рании присутствовали всего. 24 человека, из них шесть жен­щин 144.

Одна из идей, с которой носился Тиханович-Савицкий в 1916 — начале 1917 г., состояла в том, чтобы произвести «тихий», неза­метный государственный переворот путем кодификационных «ис­правлений» основных законов. Эта идея очень сочувственно была встречена царицей. «Я, кажется, говорил Вам, что известная Вам особа (императрица.— А. А.) на мое указание на необходимость скорейшего исправления неправильной кодификации основных законов ответила, что также находит это очень важным»,— писал он Замысловскому 18 января 1917 г. Поэтому надо быстрее прини­маться за дело. Выразили согласие «заняться этим» Бутми и Була- цель. «И Вас я прошу присоединиться к ним». Тиханович предла­гал разработать три проекта: «1) с основательными изменениями, 2) со средними, 3) с незначительными, легкоприемлемыми (без страха), но в каждом из них следует оставить лазейку, допуска­ющую дальнейшее совершенствование их в порядке верховного управления... Дело это знают: я, Вы, Марков, Гредингер, Бутми, Булацель—и довольно» 145. В своем письме временному совету монархических съездов в Петрограде, копию которого он послал А. Ф. Булацелю 8 ноября 1916 г., Тиханович одним из пунктов повестки очередного черносотенного съезда, планировавшегося на 16 ноября, также предлагал поставить вопрос «об исправлении неправильностей кодификации новых Основных законов» 146.