Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 2

Н а т а л и. Море неспокойно, но навигация открыта.

О г а р е в. Завтра, Бог даст, пересечем пролив, доедем до Лондона и разыщем Герцена. ( Выпивает .)

Н а т а л и ( вынимает из сумки игрушки ). Я страстно хочу видеть его детей. Они теперь совсем другие. Ведь целых восемь лет прошло. И их бедная мать была жива. Прелестная Наташа... Этой ночью мне сон приснился: Наташа, как живая, предстала передо мной. Она шла под руку с Герценом, в черной бархатной мантилье, с белой шляпой на голове. Я вышла к ним навстречу. Герцен, такой веселый, вдруг подошел и поцеловал меня. Мне стало страшно. И я проснулась.

О г а р е в. Почему же страшно?

Н а т а л и ( кокетливо ). Потому что тогда, восемь лет назад, мне было девятнадцать лет и я была влюблена в Герцена до безумия. Но возле стояла Наташа. И она мне также дорога была. Мы встретились в Риме. Там шла демонстрация в защиту Ломбардии. Вдруг какой-то революционер вручил мне знамя. Я несла его, держа двумя руками, и очень гордилась собой. Демонстранты кричали итальянкам, глядевшим на нас с балконов: Vieni! Raggiungici! Присоединяйтесь! И указывали на меня.

О г а р е в ( улыбается ). По твоим рассказам, в тот год ты полюбила меня «до безумия».

Н а т а л и. Благодари за это Герцена.

О г а р е в. Герцена?

Н а т а л и. Он тебе целые дифирамбы пел. ( Пародирует .) «Огарев – истинно великая личность. Поэт. Музыкант. Гуманист. У него надо учиться благородной широте и грации». ( Смеется .) Я любила и тебя, и Герцена, и его жену – всех троих равно и глубоко и очень страдала от этого. Мой юный ум не мог постичь этой тройной любви. Потом я вернулась домой и сделала выбор. ( Целует его .) Огарев, ты не боишься, что я опять влюблюсь в Герцена? И стану ближе к нему, чем ты.

О г а р е в. Ближе меня к Герцену быть невозможно. ( Шутит .) Или отправить тебя назад в Россию, от греха подальше? А?

Н а т а л и ( смеется ). Отправь. Будешь сам его детей воспитывать. ( Разглядывает игрушки .) Я Саше телескоп купила, а Тате и Оле платьица.

О г а р е в ( целует ее ). Мне тебя не хватать будет. Да и денег на обратный путь нет. Все на игрушки потрачено.

Н а т а л и. Скажи лучше – на вино. Посмотри вокруг! Как ты, никто не пьет.

О г а р е в. Что мне прикажешь – на бельгийцев равняться? ( Наливает себе остатки вина .) За тихое море! Аминь! ( Выпивает .)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Гостиная в доме Г е р ц е н а. Обеденный стол. Сервант. На стене портрет покойной жены Г е р ц е н а – Натальи Александровны. В глубине находится рабочий кабинет Г е р ц е н а – книжный шкаф и два письменных стола: один – Г е р ц е н а, другой, впоследствии, О г а р е в а. Выход в детские и прочие комнаты – слева. Вход в дом – справа.

На сцене Г е р ц е н и О г а р е в . За сценой слышен детский смех.

Н а т а л и ( за сценой ). Покажите мне свои комнаты.

Г е р ц е н. Давай обнимемся еще раз.

Обнимаются .

Г е р ц е н. Я долго ждал тебя, Ник. Еще не верю, что ты рядом.

О г а р е в. Пять лет я к тебе рвался. Стена. Николай лично все прошения на выезд за границу визировал.

Г е р ц е н. Тюремщик пересчитывал заключенных.

О г а р е в. А как он помер – на радостях много народу поехало.

Г е р ц е н. Я возлагаю большие надежды на сына. На нем нет крови отца. Я ему открытое письмо написал: «Императору Александру Второму. Ваше царствование начинается под счастливым созвездием. Дайте свободу русскому слову, наша речь стонет в цензурных колодках. Смойте с России позорное пятно крепостничества. Вот вам два моих пожелания. Прислушайтесь к ним. Вы слышите голос свободного русского».

Входит Н а т а л и . Обнимает О г а р е в а .

Г е р ц е н. Как мы смотримся вместе?

Н а т а л и. Как два тома одной поэмы.

О г а р е в. Сделаны из одной массы...

Г е р ц е н. ... но в разной форме и с разной кристаллизацией.

Н а т а л и. У тебя чудесные дети, Герцен. Саша совсем большой. У него, наверное, уже есть сердечные тайны. Я знаю, мы с ним будем товарищами. Тата умненькая, серьезная. А маленькая Оля – просто прелесть. У меня сердце кровью обливается, когда я вспоминаю Наташу – она не видит их сейчас. Бедная моя подруга. Какие чудесные письма она мне писала! Я помню их всех до одного.

Г е р ц е н ( смотрит на портрет ). Четыре года прошло, как ее не стало, а я все каждую минуту ее вспоминаю. Высокая, святая женщина. Давайте возьмемся за руки и возблагодарим Бога, что судьба соединила нас.

Берутся за руки. Пауза .

Г е р ц е н. Аминь.

Н а т а л и. Александр, я приехала выполнить просьбу покойной и заменить детям мать.

Г е р ц е н. Сердечно тронут, милая Натали. ( Понижает голос .) Их воспитательница Мальвида – прекрасный педагог, но немка. Русский элемент страдает. За Сашу я не беспокоюсь, а вот Тата и Оля...

Н а т а л и. Я завтра же начну с ними заниматься. Мы будем читать Пушкина, петь русские песни.

Пауза .

О г а р е в. Как тебе здесь живется, Герцен?

Г е р ц е н ( отвечает не сразу, не зная что сказать ). Открыл русскую типографию. Издаю «Полярную звезду». Детей вы видели. А еще – пишу «Былое и думы». Путешествую по прошлому. Еду от станции до станции своей жизни и сладкие и горькие картины встают перед глазами.

Н а т а л и ( весело ). И на какой станции ты остановился сейчас?

Г е р ц е н. На самой печальной. ( Показывает на папку .) Я назвал ее «Кружение сердец». То была цепь ошибок, предательств, несчастий. Кстати, ты, Ник, привел эту цепь в движение.

О г а р е в. Я?

Г е р ц е н ( полусерьезно ). Ты во всем виноват! ( Подсказывает .) Париж. Март сорок седьмого года. Записка: «Поэт русский рекомендует поэта немецкого».

О г а р е в. Георг Гервег?

Г е р ц е н. Он. Красавчик Гервег. Черным вороном каркнула тогда твоя записка, а я не услышал. Знаешь, как я теперь зову этого господина? «Цюрихский мерзавец». Я принял его как друга. Помогал, содержал семью его. В благодарность он за моей спиной начал атаку на Наташу. Он разбил мое счастье, замазал грязью, но разрушить наш союз ему не удалось. Наша любовь уцелела. Впрочем, цюрихский мерзавец «преуспел»: он укоротил ей жизнь. ( Указывает на портрет .) Ее могила во Франции, в Ницце, а я здесь – на английском берегу.

Н а т а л и ( про себя ). Негодяй.

Г е р ц е н. Простите мои рефлексии. Живу отшельником, знакомых мало, близких – никого, душу излить некому.

О г а р е в. Герцен, давай выпьем за то, что мы, наконец, вместе .

Н а т а л и ( укоризненно ). А га, угомонись.

О г а р е в ( Н а т а л и ). Последняя.

Н a т а л и ( иронично ). Последняя?

Г е р ц е н. А как насчет «нарежемся до полного отчаяния»? ( Н а т а л и .) Это мы так в студенческие годы выражались.

Н а т а л и. Пьет, как ненормальный. Александр, повлияй на него.