Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

Каэ устроилась рядом, обняв себя за колени; больше всего она похожа на девочку, улизнувшую от строгих воспитателей. Роль воспитателей в данном случае играет огромная толпа людей, нелюдей и трое бессмертных, в удивлении взирающих на то, как Интагейя Сангасойя внезапно покинула всех и отправилась беседовать с… пустотой.

Обсуждать действия повелительницы народ Сонандана не намерен, но изумляться волен; вот и изумляется в свое удовольствие. Все равно больше делать нечего.

Да‑Гуа извлекает из складок своей накидки знакомую уже Каэ шкатулку, поверхность которой постоянно меняется в зависимости от того, о каком месте Арнемвенда пойдет речь. Монах раскрывает ее и вытряхивает прямо на песок множество фигурок; затем начинает вытаскивать наугад некоторые.

Шкатулка очень долго, дольше, нежели обычно, переливается и перетекает разными формами и цветными пятнами, пока не останавливается на чем‑то одном. Ши‑Гуа разворачивает ее наподобие шахматной доски, предоставляя Да‑Гуа возможность расставлять на ней миниатюрные изображения. Они выполнены с таким искусством, что абсолютно точно воспроизводят оригинал, создавая иллюзию полной достоверности происходящего на поверхности шкатулки.

— Что это? — спрашивает Каэ.

Да‑Гуа в замешательстве поднимает на нее глаза.

— Я спрашиваю, что это за отвратительное местечко? — И она указывает рукой на четкое и яркое изображение.

— Джемар, — лаконично поясняет Ма‑Гуа.

— Траэтаона, Тиермес, Веретрагна, Вахаган, — перечисляет Да‑Гуа фигурки, попадающиеся ему в руки, — и еще кто‑то… без лица. На него следует обратить особое внимание. Ну и хорхуты, куда же без них.

— Что делает Тиермес на Джемаре? — требовательно спрашивает Каэ.

— Это ты и выяснишь у него, когда отправишься следом, — успокоительным тоном сообщает Ши‑Гуа.

Все это время Ма‑Гуа молчит, только внимательно разглядывает Богиню Истины.

— На какой Джемар? — спрашивает она грозно. — Я собиралась разбираться с делами здесь.

— С делами надо разбираться там, где они по‑настоящему неотложны, — наставительно говорит Ши‑Гуа.

Интагейя Сангасойя переводит взгляд на Да‑Гуа.

Но Да‑Гуа молчит.

— Ты нужна там, — тихо произносит Ма‑Гуа. — Это твоя судьба, и даже тебе от нее никуда не деться.

— Сколько талисманов тебе осталось? — говорит Ши‑Гуа после недолгой паузы.

— Сейчас скажу, — радостно вмешивается в разговор Ниппи. Похоже, он возмущен до глубины души, что к нему лично до сих пор никто не обратился. — Подставляйте пальцы, будем считать.

То, что Ниппи научился разговаривать не только со своим хранителем, но и с окружающими, — это сомнительное достоинство. Но трое монахов по‑прежнему невозмутимы.

— Мы считаем, — говорит Да‑Гуа. — Перечисляй.

— Первый был уничтожен в храме Нуш‑и‑Джан, когда меня еще не восстановили из небытия («Счастливое время», — вздыхает Кахатанна); второй — в Хахатеге. Третий и четвертый погибли в Эль‑Хассасине; пятый был на оногоне Корс Торуне в момент его смерти. Шестой я обнаружил в развалинах старого города, седьмой охраняла мантикора, еще четыре нашли в тайнике на болотах, на границе Сарагана с Мерроэ. Итого одиннадцать. Я верно подсчитал?

Каэ беззвучно шевелит — губами, ведя собственный подсчет.

— Верно? — возвышает голос перстень.

Она приходит в себя, встряхивает головой.

— Совершенно верно, одиннадцать. Из существовавших тридцати.

— Это блестящий результат за столь краткий срок, — серьезно произносит Ма‑Гуа.

Ши‑Гуа молчит. Только ласково поглаживает Богиню Истины по руке. Ему искренне жаль, что она, призванная дарить надежду и свет, вынуждена странствовать по миру. сражаясь и убивая, подвергая себя смертельной опасности, а иногда и чему‑то похуже.

— Тебе нужно немедля отправляться на Джемар, — мягко, но настойчиво говорит Да‑Гуа.

— Карусель какая‑то, — сердится Каэ.

— Что поделаешь. Могу утешить — у тебя появится помощник. Он значительно облегчит это странствие.

— И на том спасибо.

Трое монахов молчат, мнутся, и Каэ наконец замечает, что они от нее что‑то скрывают.

— Случилось еще что‑нибудь?

— Что ты думаешь о предсказании? — спрашивает Да‑Гуа, немного поколебавшись.

— О том, что этот мир просто обязан погибнуть? Ничего… Ничего хорошего я об этом не думаю. Кстати, вы знаете, кто так решил?

— Сила, с которой не спорят…

— Ну уж дудки! С кем это не спорят?

— Каэ, — мягко произносит Ши‑Гуа, — мы помогаем тебе как можем, но ты должна быть готова к тому, что самые отчаянные твои усилия пойдут прахом.

— К этому я никогда не буду готова, — упрямо цедит она сквозь зубы. — Я предпочитаю решать сама за себя.

— Может, это и есть самое правильное решение, — внезапно проясняется лицо Да‑Гуа. — Не думай о том, чего еще не случилось. И занимайся неотложными проблемами, их у тебя хватает.

Ма‑Гуа протягивает руку с зажатой в ней фигуркой:

— Такие подсказки запрещены, но мы слишком неравнодушно относимся к тебе…

— Это тоже не поощряется, — сообщает Да‑Гуа. — Но ты можешь подглядеть одним глазком — это уже случайность, а все случайности даже мы не можем рассчитать.

Она бросает быстрый взгляд на фигурку, и ей кажется, что это урмай‑гохон. Но она не стала бы утверждать наверняка.

— Нам пора, — шелестят три голоса, сплетаясь в плеск воды.

Каэтана молчит, но теперь есть кому ответить за нее.

— На Джемаре существует несколько талисманов, — радостно объявляет Ниппи. — Мы вскоре отправимся туда, можете на меня положиться.

Трое монахов медленно растворяются в волнах Охи. Показалось ли Каэ, что она слышала тихий‑тихий смешок?

* * *

Огромный дракон, сверкая золотистой чешуей, сидит на крепостной стене Салмакиды. Мощный хвост лежит неподвижно, спускаясь чуть ли не до самой земли. Люди толпятся невдалеке, любуясь своим гостем — драконов в Сонандане не боятся, весьма почитают и любят, но все же они редко спускаются с гор.

В последнее время — чаще.

Гораздо чаще.

Древний зверь сидит спокойно, его когтистые лапы впились в камень, и тот медленно крошится, осыпаясь на землю. По стене, которой обнесена Салмакида, могут свободно проехать рядом трое всадников, и еще место останется. Но, глядя на дракона, жители столицы понимают, насколько ненадежна и хрупка эта ограда. Так себе — заборчик.

Ящер изгибает шею, поднимает голову и начинает петь.

Поющий дракон — зрелище восхитительное, и толпа у подножия стены замирает в восторге и благоговении.

Дракон приветствует Великую Древнюю богиню — Интагейя Сангасойю, Суть Сути и Мать Истины.

— Аджахак!

— Здравствуй, дочь Драконов! — разевает пасть ящер.