Andrey Maidansky - Spinoza Izbrannyie sochineniya

удовольствия или неудовольствия, то тем самым (по сх. т. 13) будем

ее любить или ненавидеть, и притом (по пред. т.) самой большой

любовью или ненавистью, какая только может возникнуть из данного

аффекта. Если же мы будем воображать вещь, составляющую

причину того же аффекта, необходимой, мы (по тому же опр. 7, ч. I)

будем воображать, что она составляет причину этого аффекта не

одна, но вместе с другими; а потому (по пред. т.) любовь или

ненависть к ней будут меньше; что и требовалось доказать.

Схолия.Отсюда следует, что люди, так как они считают себя

свободными, питают друг к другу большую любовь и ненависть, чем

к вещам; к этому присоединяется еще подражание аффектов, о

котором см. т. 27, 34, 40 и 43 этой части.

494

Теорема 50.

Всякая вещь может быть косвенной причиной надежды или

страха .

Доказательство.Эта теорема доказывается тем же путем, как

т. 15, которую и смотри вместе с сх. т. 18.

Схолия.Вещи, которые являются косвенными причинами

надежды или страха, называются хорошими или дурными приметами .

Далее, составляя причину надежды или страха, они (по опр. надежды

и страха в сх. 2 т. 18) составляют причину удовольствия или

неудовольствия, и, следовательно (по кор. т. 15), мы их любим или

ненавидим и (по т. 28) стремимся или применять их как средства к

достижению того, на что надеемся, или удалять как препятствия или

причины страха. Кроме того, из т. 25 следует, что мы по своей

природе таковы, что легко верим в то, на что надеемся, и с трудом

верим в то, чего боимся, или судим об этом преувеличенно, или

придаем ему менее значения, чем следует. Отсюда возникли

суеверия, которым люди повсюду подвержены.

Я не считаю, впрочем, нужным показывать здесь те колебания

души, которые возникают из надежды и страха; из одного

определения этих аффектов следует, что нет ни надежды без страха,

ни страха без надежды (как я объясняю это более подробно в своем

месте); кроме того, надеясь на что-либо или боясь чего-либо, мы это

любим или ненавидим, и таким образом все, что мы сказали о любви

и ненависти, всякий легко может приложить к надежде и страху.

Теорема 51.

Различные люди могут подвергаться со стороны одного и того

же объекта различным аффектам , и один и тот же человек может

в разные времена подвергаться от одного и того же объекта

разным аффектам .

Доказательство.

Человеческое тело (по пост. 3, ч. II)

подвергается весьма многим действиям или аффектам со стороны

внешних тел. Поэтому два человека в одно и то же время могут

подвергаться различным аффектам, и даже (по акс. 1 после леммы 3,

которую см. после т. 13, ч. II) от одного и того же объекта. Далее (по

тому же

495

пост.), тело человеческое может в одном случае находиться в одном

состоянии, в другом случае в другом и, следовательно (по той же

акс), со стороны одного и того же объекта в разные времена может

подвергаться разным воздействиям; что и требовалось доказать.

Схолия.Итак, мы видим, что может случиться, что один любит

то, что другой ненавидит, что один боится того, чего другой не

боится, и что один и тот же человек может любить теперь то, что

прежде ненавидел, и осмеливаться на то, чего прежде боялся, и т.д.

Так как, далее, каждый судит о том, что хорошо и что дурно, что

лучше и что хуже, сообразно с своим аффектом (см. сх. т. 39), то,

следовательно, люди могут расходиться в своих мнениях так же, как

и в аффектах *. Отсюда происходит, что, когда мы сравниваем одних

с другими, мы различаем их по одному только различию аффектов и

называем одних бесстрашными, других трусами, третьих, наконец,

еще как-либо. Бесстрашным, например, я буду называть того, кто

презирает зло, которого я обыкновенно боюсь. Если я замечу, кроме

того, что его желанию нанести зло тому, кого он ненавидит, и сделать

добро тому, кого любит, не препятствует страх перед злом, которое

меня обыкновенно удерживает, то я назову его смелым. Далее,

трусом мне будет казаться тот, кто боится зла, которое я обыкновенно

презираю; если же я замечу сверх того, что его желанию

препятствует страх перед злом, которое меня удержать не может, я

скажу, что он малодушен; точно так же будет судить и всякий. Из

такой природы человека и непостоянства его суждений, а равным

образом из того, что человек часто судит о вещах лишь по своему

аффекту и что вещи, которые, по его мнению, ведут к удовольствию

или неудовольствию и которым он старается поэтому (по т. 28)

способствовать или удалять их, часто только воображаются (не

говорю уже о прочем, касающемся непостоянства вещей, показанном

нами в ч. II), мы легко можем понять, наконец, что сам человек часто

может являться причиной как своего неудовольствия, так и

удовольствия, иными словами — причиной того, что он подвергается

неудовольствию или

__________________

* Что это возможно, несмотря на то, что человеческая душа

составляет часть божественного разума, мы доказали в сх. т. 13. ч. II.

496

удовольствию, сопровождаемому идеей о самом себе как причиной

этого удовольствия или неудовольствия. Отсюда мы легко поймем,

что такое раскаяние и что такое самодовольство, а именно: раскаяние

есть неудовольствие , сопровождаемое идеей о самом себе , а

самодовольство есть удовольствие , сопровождаемое идеей о самом

себе как его причиной . Эти аффекты обладают величайшей силой

благодаря тому, что люди считают себя свободными (см. т. 49 этой

части).

Теорема 52.

Объект , который мы раньше видели вместе с другими , или

который , по нашему воображению , имеет в себе только то , что

обще нескольким вещам , мы будем созерцать не так долго , как тот ,

который , по нашему воображению , имеет в себе что-либо

индивидуальное .

Доказательство.Всякий раз, как мы воображаем объект, который

мы видели вместе с другими, тотчас же мы вспоминаем и об этих

других (по т. 18, ч. II; см. также ее сх.) и, таким образом, от

созерцания одного тотчас же переходим к созерцанию другого. То же

самое бывает и с объектом, который, по нашему воображению, имеет

в себе только то, что обще нескольким объектам. Ибо тем самым мы

предполагаем, что мы не видим в нем ничего, чего не видели бы

раньше в других. Если же мы предполагаем, что мы воображаем в

каком-либо объекте что-либо индивидуальное, чего раньше никогда

не видали, то мы говорим этим не что иное, как то, что душа,