Василь Гигевич - Гуманоиды: Прямой контакт

Я глаза прикрою, вспомню деревенских некультурных девушек. Вспом­ню, как они пели:

Ты не цісні мяне да плоту

І не лезь абы-куды.

Я табе не гарадская,

Як пажэнімся — тады...

Звучало это в темноте, под звездным небом, когда молодежь расходилась по домам после танцев... И полнились тогда те частушки жизнью, и женщи­ны, услышав свеженький, еще тонкий голосок, спрашивали сами себя: «Чья ж это такой голосок подает?.. Зацветает, как маков цвет.»

Подумаю, может, спеть ей какую-нибудь частушку?.. Я их много знаю... Но спохвачусь: не стоит, начнет обо мне думать как о каком-то хаме... Поэто­му скажу:

— О-о, какие искренние и душевные девушки были когда-то в деревнях! А теперь слышала, чтобы культурные женщины песни пели? Им же стыд­но песни петь вслух. Так что ты не о культуре думай, а о муже хорошем, о любви. А то одна раньше времени одичаешь... Не только мужчины дичают в одиночестве, но и женщины. Начнешь, как одна моя знакомая в интернете играть. «Жених» игра называется. Мышкой щелкая, она грядки полет, цветы выращивает, одним словом, ведет виртуальное хозяйство. И вот, если все будет сделано, в качестве награды на интернетовском горизонте показывается голова мужчины. Здоровенный. Усы, как у таракана, борода, во-о, — показы­ваю ей, — как у друга моего, который гены изучает, нос длинный. Мышкой щелкая, она его под свой вкус исправляет, — захочет, усы урежет, бороду укоротит, нос исправит. Сделать это — как раз плюнуть, виртуальные техно­логии что хочешь могут создать: машины, пистолеты... И такого она красавца своими руками вылепит, что начинает аж млеть от радости.

Куда там мужу родному до этого красавца! Голодный, высохший, как и ты, копается он днями в огороде, а она только виртуальным женихом любуется.

Принарядит, по своему вкусу костюмчик на него натянет, галстучек на шею повесит, не будет же он целыми днями голым торсом перед ней светить.

И вот, поверишь, вскоре у них детки появляются. Хотя и виртуальные, но на жениха похожи. Вылитые...

Дальше — больше. Она начинает их воспитывать, за женихом ухаживает с большой любовью.

Вот как сейчас все делается.

Ты, может, тоже жениха в интернете ищешь?

— Нет, — признается она, — я интернетом плохо владею. А без него где ты сейчас достойного мужчину найдешь? — спросит она не то у меня, не то у окружающего мира.

— Как это — где? — теперь уже я спрашивать буду. — На тропинке можешь встретить, на дороге. Мало ли где... Не в телевизоре же, и не в интер­нете ты его встретить можешь. Или ты, может, как моя знакомая, — только о женихе из интернета и мечтаешь?

И в ее голубые глаза пристально загляну... И снова синева озерная начнет затягивать.

Румянцем щеки вспыхнут, заалеет вся. Глаза к траве зеленой опустит. Если краснеет, значит, не все еще потеряно, не одичала еще...

Не буду, не буду ее до слез доводить...

Точить косу начну.

И тут она увидит, как из трубы моей бани сеется голубой дымок. И спросит:

— А у вас что, кроме дуба еще и баня есть?

Я и не подумаю работу бросать, покос у ее ног гнать буду и говорить:

— Как это может быть — чтобы у настоящего мужчины на даче и не было бани? Я после работы вечерком попарюсь там дубовым веничком.

Тихо так выдохнет:

— Хорошо вам, и дуб энергетический, и баня своя, а не казенная, где дышать нечем. А у меня — одни грядки с сорняками вечными.

Опять утешать буду:

— Ничего, это уж такая ваша женская доля — за мужчиной ухаживать да грядки полоть, хозяйство вести...

Покос мой — само собой получится — вокруг ее ножек ляжет.

И тут снова — глаза в глаза — взглядами встретимся. Опять я косу точить начну, а она тихо:

— А посмотреть можно вашу баньку? Может, если разбогатею, и я наду­маю такую построить.

— Конечно можно, — отзовусь. — Хорошему человеку всегда готов помочь. Заходи.

И вот она в бане. На полок смотрит, на печь — я ее сам сконструировал и три раза перекладывал — до толка доводил... На полок сядет, шепнет тихо:

— Тепленько здесь. Хорошая банька. Вы что, так один и будете париться?

— Почему это — один?.. Если хороший человек попадется, могу и при­гласить. Я что, жмот какой? Сама видишь, места хватает. А пара мне не жалко. И веничка с моего дуба энергетического хватит не только на двоих.

Голову печальная опустит. Задумается о чем-то только ей известном.

Затем молча из баньки выйдет. Вслед за ней по тропинке к калитке не пойду. Ведь у меня, как говорила мать, работы — по уши: баню нужно топить, косить. Посмотрю на ее ровную спинку, на фигурку округлую, на полные ножки. В самом соку женщина, не перезрела еще. Пропадает... Ни за грош пропадает... Буду стоять возле бани и молчать.

Как каменный.

А она, к калитке приблизившись, оглянется, и так тихонько:

— Вот бы мне попариться...

Как и положено — помолчу сначала, а потом скажу:

— Как смеркаться начнет, можешь приходить. Веник я сейчас замочу.

Бесшумное солнце к земле припадает — к той недосягаемой линии между полем и небом, которую называют горизонтом. В городе эту линию не уви­дишь — высотки каменные не дадут посмотреть на удивительное зрелище.

Но если ты за городом, где тишина и простор, перед глазами поле и лес далекий, а ты сидишь на скамейке у дома, тогда посмотри на большой красно­малиновый диск, который тихо клонится к сероватым облакам. И не спеши, ни в коем случае не спеши отводить взгляд от солнца, оно уже не слепит. Тишиной и спокойствием, окружающим тебя, будет наполняться душа твоя. Начнешь думать о дне прожитом.

О-о, как быстро он промелькнул! Только-только было ясное утро. И чи­стое и нежаркое солнце на востоке веселило и будоражило, согревало душу надеждой на неизбежное счастье. И уверенность была, что за долгий день столько сделать успеешь: и встретиться, и переговорить, и поработать. И ты спешил, хватаясь то за одно, то за другое, и часто средь бела дня, поднимая вверх глаза, видел палящее солнце, катящееся среди облаков. И думалось тогда: еще далеко до вечера, еще успеется... И снова, глаза от неба оторвав, хватался за свое привычное и запланированное, забыв о солнце, которое катится и катится к той недосягаемой линии, границе неба и земли. И вот, когда сидишь на скамейке и тихо смотришь на серовато-светлые сугробы, к которым склоняется малиновый диск, неожиданным чувством полнится душа: таким коротким оказался день!

И что ты успел сделать за этот день?

О-о, если бы этот день смог прожить заново, то совсем иначе провел бы его: не хватался бы за нескончаемую работу, по-другому говорил бы с людьми.

Но день заканчивается.

И тогда грусть окутывает тебя. И о чем-то другом начинаешь думать, словно в душу свою заглядываешь. И если не испугаешься, то увидишь там много лишнего, тебе ненужного, за что жадно хватался целый день.