Елена Асеева - Сказ про сестрицу Алёнку и братца Орея

Дедушка Гаюн внезапно качнул свое могучее тело, единожды дернув головой, да встряхнув густющими прядями мха на ней, и переваливаясь вправо-влево, вельми неуклюже, направился к детишкам и колткам, волоча свои мощные, медвежьи лапы по землице-матушке. И такой у Гаёвого деда смотрелся грозный вид, что Алёнка поспешно шагнула назад и прижалась к Орею, а с иных двух сторон их подперли колтки, пожалуй, прикрыв собой спереди и сзади. Хотя Бешава так сильно вздрагивал, а его клубок голова покачиваясь, теребила (поместившиеся сверху на ней занамест волос) веточки бузины дюже пронзительно позвякивающих черными ягодками. А может то позвякивали бубенцы на поясах ребятушек, всего-навсего…

– Нешто можно дык гамить во гае? – заговорил, вопрашая Гаюн, останавливаясь в шаге от детишек и колтков, да навис над ними своим мощным образом. – Нешто вы не ведаете, чё в энтих заповедных лесных далях правит Святобор со своими сынками Туросиком, Стукачом, Свидой и Пахмой. И ежели духи указывают тока на кой-каких кусочках бора, то Святобор повелитель усего энтого зеленого приволья, иде он поддерживает жизнь созданий, решает кому из лесных обитателей должно жить долго, кому коротко. Святобор назначает, кой зверь в нонешнюю стужу замерзнет, а кое древо сломит молния. Он справедливый и добрый властитель, но, непременно, покарает того, кто старается напакостить в лесу. Одначе, ни-ни, встретится вам с его сынками.

Гаёв дед смолк и торопливо огляделся, вроде пужаясь чего-то, и тем вызвал заливистый визг собственных внучаток, досель притихших возле мест схрона, которые теперь принялись шибко копать опад, вскидывая вверх опавшую хвою и тем себя, ею прикрывать. Так, что не более мгновения и с утихшим верещанием пропали с глаз и они сами, только остались на месте их прежнего пребывания небольшие кучки приподнятой лесной подстилки, изредка малешенько вздрагивающей.

– Поелику коли вы во пути-дороженьке заслышите стук топора, али углядываете оленя с расписными рогами, – продолжил толкование Гаюн, и раскатисто выдохнув, зарычал на последнем звуке. – Никак не хаживайте за той животинкой аль на стук топора, вспять того не сворачивайте с торенки, оную прокладывает пред вами чудной таковой клубок. И ведомо дальче не гомоните.

– То ведь не мы проказничали, а твои дедушка Гаюн внучатки, – отозвался Орюшка, первым из странников прекращая вздрагивать.

– Вы и до встречи со мной дюже галдели, стенали и хныкали, и то ладушки, чё я вас первым услыхал, – пояснил Гаёв дед и улыбнулся потому, как уголки его глаз вскинулись вверх слегка уменьшив ширину самих глазниц. – Благо, чё мне весть о вашем ходе от Земляничницы к первому прибыла. Ведать вы должны, чаво Яга не в нашем крае обитает, а в ином, чуждом. Потому допрежь ее земель придется вам спуститься в медвежье логово, туды вас клубочек ведет. Токмо в нем вы найдете проход в небывалую даль, куды ход живым людям закрыт. Но жилище сего зверя может открыться лишь тому, кто ведает его истинное величание.

– Величание! – повторили братец и сестричка, да переглянулись между собой припоминая все, что ведали про этого зверя.

А знали они не много ни мало следующее…

Ком, ведмедь, черный зверь, лесник, ломыга так вот славяне звали-величали этого сильного, мощного зверя. Единожды опасаясь и восхищаясь. Обаче этот зверь получивший прозвище «ведающий мед» за любовь к меду не только считался хозяином леса, но и был олицетворением бога Велеса. А в лесу хоть и правил Святобор, духи лесные завсегда Велесу, богу семейного благополучия и хозяйства подчинялись, состоя в его рати. Поелику считалось, обликом тот бог походил на медведя и, одновременно, на человека. Ведали славяне из сказов предков, что кадый-то в Яви властвовала многие лета тьма, и люди без красна солнышка смешались, застлалась у них ночь и день, пропала скотинка, исчезла зелень с полей и лугов и лишь Велес, бог мудрости тогда пришел на помощь. Он принес славянам огонь с Небесной Синей Сварги и возродил скотоводство да земледелие. Много имен было у медведя, зверя – олицетворяющего бога Велеса, а какое считалось истинным, того не ведали детушки.

Посему Алёнка, вскинувши вверх свои резко выступающие плечи, бугорки на каковых приподняли материю рубахи, ответила за всех:

– Никоим побытом того величания мы не ведаем, а ты нам дедушка Гаюн его не скажешь?

– От чаво не ведаю, то не ведаю, – молвил дух и тяперича его очи приобрели свой исходный вид, да расширившись явили нежную свою голубизну. – Одначе слыхал я от сынков Стрибога, чё в величание зверя имеется название егойного жилища. Ежели сие название ведаете, не трудным станет для вас разгадать и имя зверя.

– Тык то значица загадка? – догадливо вопросил Орей, и, подняв вверх правую руку, обтер долгим рукавом рубахи свой нос, сбирая на ее льняное белое полотно прозрачную слизь. – А я вельми люблю загадки разгадывать.

– Скорей то не загадка, а головоломка кою надобно решить, приложивши догадливость. Токмо голову от тех думок не сломайте, – отозвался Гаёв дедушка и тягостно дыхнул, будто сопереживая детишкам каковым помочь, толком не сумел. – А ноне оставайтесь туто-ва, я вас оберегать буду. А внученьки мои шалаш для вас на ночь сварганят, иде вы будете мирно почивать ноченьку.

Дедушка Гаюн сызнова улыбнулся, потому как уголки его глаз вскинулись вверх слегка уменьшив ширину самих глазниц, а миг спустя присев на задние лапы, резко их, разогнув, прыгнул вверх и вперед, словно стараясь накрыть собой стоящих спутников. Могучее тело медведя только на морг нависло над ребятушками и колтками, вроде темной тучи, а посем враз поблекнув (почитай, что до иссера-бежевого цвета), распалось на множество тончайших высохших хвоинок, оные осыпались вниз на оземь, нежно (будто огладив) скользнув по голове, лицу стоящих. А на том месте, где допрежь находился Гаюн, неожиданно ровно вспухла лесная подстилка. Изогнувшись небольшой кочкой, она лопнула посередке, осыпав сухую хвою, листочки да ветоньки наземь, выпустив из-под себя высокий расширяющийся книзу глиняный кувшин для молока, величаемый кринка, и лежащие на нем два больших ломтя хлеба.

– То вестимо Гаёву деду ктой-то дар приподнес, – зыркая на кринку и хлеб пояснил все поколь находящийся поперед всех Бешава, и веточки бузовника на его голове, качнулись из стороны в сторону, точно чему-то дивясь. – И он его принял, а то значица, чё ноне иде-то в лесочке люди деревца срубят, дабы поставить себе избу.

То, ясно, и Алёнка с Ореем знали, что прежде чем рубить деревья в чаще лесной надо поднести угощение Гаюну, чтобы дух позволил их заготавливать, и сама изба стояла долго. Знали они и то, что оставляли завтрак для Гаёва деда и ожидали его позволения, и коль тот его давал, угощение пропадало. Впрочем, вельми нынче виноватой ощутила себя девчушка, по доброте душевной, понявши, что ради нее и братца будут вырублены где-то в бору деревья, да оглядевши взгрустнувшие обок них росшие лиственницы, мягко молвила: