Лев Усыскин - Необычайные похождения с белым котом

…Подыматься по лестнице было трудновато – девочка впервые ощутила на себе, как вино, казавшееся легким и безобидным, давая волю радости, в то же самое время утяжеляет ноги, делая их почти что чужими. Переступая со ступеньки на ступеньку, Гретхен вынуждена была то и дело хвататься руками за перила да стены, чтобы сохранить равновесие и не грохнуться вниз, – ее, однако, это ничуть не обескураживало. Было забавно, и только, – ужасно хотелось рассказать Тимофею про Фалангину и ее волшебное действие.

Добравшись до своей мансарды, девочка поняла вдруг, что этот долгий подъем по лестнице едва ли не начисто лишил ее сил. Она плюхнулась на свой сундук, закрыла глаза, но вскоре открыла их вновь, подняла голову и поискала вокруг себя Тимофея. Можно было предположить, что кот разляжется на своем любимом подоконнике либо спит в углу, свернувшись калачиком. Однако она ошиблась – Тимофей, вопреки обыкновению, сидел прямо посреди каморки, навострив уши и выпростав по полу свой голубой хвост. Девочке он почему-то тоже показался смешным – она слегка хихикнула, затем вытянула в направлении кота ладонь:

«Милый, милый Тимофей!.. как жаль, что ты не можешь оценить сладости вина!.. поверь же мне, оно было… было очень… очень изумительным… и солнечным… да…»

Однако кот в ответ лишь презрительно фыркнул.

«Тебе что-то не нравится, кот?»

Он фыркнул снова, мотнув из стороны в сторону белой своей головой:

«Ну, что ты… что ты… как можно!.. конечно же, мне нравится все на этом свете… абсолютно, все!.. и более всего иного, ясное дело – мой синий хвост!.. Тебе, я думаю, тоже понравилось бы такое, если бы тебя кто выкрасил в синий цвет, да еще заставил бы светиться! – он переступил с лапы на лапу, – Вот, как, по-твоему, отныне я охотиться буду? Скажи мне, пожалуйста, как?»

Голос кота теперь раздавался едва ли не сквозь плач:

«Или ты думаешь, что осторожная ночная крыса, издалека завидев эдакое нескромное сияние, станет дожидаться моего появления из одного только любопытства?.. Ты и вправду так думаешь? Что ж, в этом случае я готов выразить мое почтение безграничной твоей проницательности…»

Веселое настроение сняло как рукой – Гретхен вновь стало стыдно перед котом, как тогда, по пути в город. Она рывком села и, обхватив руками колени, заглянула Тимофею в глаза:

«Прости меня, кот… ты прав, конечно же… я не должна была забывать о тебе…»

Она даже поперхнулась слегка от волнения:

«Я должна была вспомнить о тебе за обедом… когда было весело… вспомнить о тебе и позвать тебя!..»

Слезки предательски обозначились в уголках ее глаз:

«Но только чем я могла бы помочь тебе, кот? Царицу Красок невозможно отмыть. Ведь Мастер Альбрехт сказал же, что…»

Однако Тимофей не дал ей закончить фразу:

«Мастер Альбрехт, Мастер Альбрехт… сказал то, сказал сё… твой Мастер Альбрехт, если уж хочешь знать, так же беспомощен, как и ты… как и вообще почти все ходящие на двух ногах – не важно, с крыльями или без…»

«Беспомощен?..»

«Ну, да, беспомощен… Ты помнишь ведь – он сам же и сказал, что если бы не я… то он… еще многие месяцы, если не годы… провел бы в бесплодных поисках… этой своей гадкой краски, годной лишь на то, чтобы пачкать хвосты…»

От этих слов Гретхен улыбнулась помимо собственной воли:

«Конечно, Тимофей, конечно… ведь ты всегда считаешь себя самым главным, не так ли?.. но расскажи мне, наконец, что же случилось тогда в мое отсутствие – и как ты сам попал в лабораториум? Ведь сколько раз, я помню, говорил ты мне о том, что не выносишь…»

«…этих дурацких запахов? – Кот перебил ее вновь, – О, да! Я в самом деле их ненавижу!»

«Но зачем же тогда… ты… – Гретхен вдруг вспомнила про злополучную дверь, оставленную открытой, – Зачем ты вошел туда, воспользовавшись моею оплошностью? Ведь не станешь же ты… утверждать… что Мастер Альбрехт нарочно позвал тебя… Или что у тебя возникли вдруг дела в лабораториуме?»

«Стану!»

Гретхен от удивления наморщила лоб:

«Ты? – она покачала головой, – Какие же дела могли быть у тебя среди тиглей и реторт? Там, право, не было ничего съедобного – ничего, хоть сколько-нибудь пахнущего кровяной колбасой!..»

Кот лишь презрительно фыркнул по своему обыкновению:

«Вечно ты говоришь невпопад!.. Слушай же, как было дело, – слушай и смекай, а не то опять обидишь меня, как следует не подумав!..»

Он прилег на передние лапы и облизнулся:

«Вот, значит, проснулся я нынче утром, отдохнув превосходно, аппетит належав великолепный… в чудесном, можно сказать, настроении проснулся, да… кто б мог подумать, что потом… случится такое… ну, да, ладно, чего уж!.. Так вот, проснулся я, стало быть, поглядел в окно, как водится, ничегошеньки там, кстати, нового не обнаружил – понюхал воздух и решил вниз спуститься: вдруг, думаю, ты догадалась уже миску мою наполнить!..»

Кот качнул головой, словно бы усмехнувшись:

«Выхожу, значит… только начал по лестнице спускаться – вижу: кто-то от перил сиганул поспешно через ступеньку поперек… сиганул и ну затем вдоль стенки вниз… Я, понятно, следом – ведь не иначе, как крыса, а крыс я в этом доме, почитай, еще и не встречал даже… А тут вижу: и в правду – она. Самая, что ни на есть… серая, гладкая, хвост толстый, бока раздобревшие – откуда только взялась такая! Короче, славный завтрак сам, почитай, в гости ко мне пожаловал!.. Вот… Бросился я, значит, за ней, на второй этаж – ну, думаю, здесь-то я эту крысу и уделаю: деваться-то ей от меня на втором этаже, все равно, некуда!.. Ан, вышло иначе: соскользнула вострохвостая со ступенек – и шмыг в лабораториум этот… Кто ж мог предвидеть, что ты дверь туда за собой закрыть забудешь!

Ну, вот – а я, грешным делом, замешкался чуток: вспомнил, как старик меня водою окатил… думал: остановиться?.. или все-таки продолжить погоню?.. В общем, решил продолжить, была – не была. Все же, как ни крути, дело доброе – крысе в лабораториуме еще более быть не пристало…

Вхожу, короче. И что же я вижу? Чудо удивительное, право, – ей-богу, чудо. Вижу, что охоте моей, по всему, – конец. Потому как ускользнула добыча. Даже не ускользнула, нет, – а просто опередил меня, что называется, другой охотник. Более быстрый и ловкий. Или более везучий, что правдоподобнее. Кто ж это был, догадайся? Правильно, твой Мастер Альбрехт, кто ж еще! Стоит себе посреди комнаты, в руке – щипцы каминные, а в щипцах – крысиный хвост. Сама же серая висит в воздухе и беспомощно лапками розовыми перебирает…

Тут старик и меня увидал: «А, – говорит, – Вот и ты, лентяй! Явился, значит, не запылился… Гляди, как мне приходится вместо тебя работать!» И ну меня дразнить крысой этой: опустит чуть-чуть перед моим носом, дескать – на, бери. Я только на задние лапы встану – он тут же ее вверх подымает. Я опускаюсь на пол – и он руку свою следом…