В. Носков - Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена

Конечно, и Робинзон, когда жил один на острове, был примерным человеком, никогда в карты не играл, не шлялся по трактирам. (А. И. Герцен, 2)

Потребность чтить, уважать так сильна у людей, что они беспрестанно что-нибудь уважают вне себя – отца и мать, поверья своей семьи, нравы своей страны, науку и идеи, перед которыми они совершенно стираются. Все это, допустим, и хорошо и необходимо, но дурно то, что им в голову не приходит, что и внутри их есть достойное уважения, что они, не краснея, вынесут сравнение со всем уважаемым; они не понимают, что человек, презирающий себя, если уважает что-либо, то уж он в прахе перед уважаемым, его раб; что он уже преступил святую заповедь: «Не сотвори себе кумира». (А. И. Герцен, 7, 3, 2)

Гласность и обобщение – злейшие враги безнравственности; порок кроется в мраке, разврат боится света: для него темнота необходима не только для скрытности, но для усиления нечистых упоений, жаждущих запрещенного плода… (А. И. Герцен, 8, 8)

Может быть, для верности суждения о делах, не подлежащих ни полицейскому суду, ни арифметической поверке, пристрастие нужнее справедливости. Страсть может не только ослеплять, но и проникать глубже в предмет, обхватывать его своим огнем. (А. И. Герцен, 9, 6, 9, 1)

Само собою разумеется, что везде, где есть люди, там лгут и притворяются; но не считают откровенности пороком, не смешивают смело высказанное убеждение мыслителя с неблагопристойностью развратной женщины, хвастающей своим падением; но не подымают лицемерия на степень общественной и притом обязательной добродетели. (А. И. Герцен, 9, 6, 9, 2)

Кто бывал искушаем, падал и воскресал, найдя в себе силу хранительную, кто одолел хоть раз истинно распахнувшуюся страсть, тот не будет жесток в приговоре; он помнит, что ему стоила победа, как он, изнеможденный, сломанный, с изорванным и окровавленным сердцем, вышел из борьбы; он знает цену, которой покупаются победы над увлечениями и страстями. Жестоки непадавшие, вечно трезвые, вечно побеждающие, то есть такие, к которым страсть едва притрогивается. (А. И. Герцен, 10)

Я не люблю ханжей: это грешники, которые хотят надуть черта. Гораздо лучше иметь дело с честными грешниками.

(О. И. Сенковский, 5)

Но вы поверглись бы в беспредельное уныние, если б узнали, что грех и беспорядок водятся тоже и у нас, на небе. (О. И. Сенковский, 7)

Как хотите вы искоренить грех, когда на земле каждый час издается новая книга? (О. И. Сенковский, 7)

…Признающий за собою какое-либо доброе дело находится в состоянии самообольщения. Это состояние самообольщения служит основанием бесовской прелести: падший ангел в ложном, гордом понятии христианина находит пристанище, к этому понятию удобно прививает свое обольщение, а посредством обольщения подчиняет человека своей власти, ввергает его в так называемую бесовскую прелесть. (Игнатий, 1, О отшельнической жизни)

Самый опасный неправильный образ молитвы заключается в том, когда молящийся сочиняет силою воображения своего мечты или картины, заимствуя их по-видимому из Священного Писания, в сущности же из своего собственного состояния, из своего падения, из своей греховности, из своего самообольщения, – этими картинами льстит своему самомнению, своему тщеславию, своему высокоумию, своей гордости, обманывает себя… Мечтатель, с первого шагу на пути молитвенном, исходит из области истины, вступает в область лжи, в область сатаны, подчиняется произвольно влиянию сатаны. (Игнатий, 1, О прелести, 11 часть)

Начало прелести – гордость, и плод ее – преизобильная гордость. (Игнатий, 1, О прелести, 11 часть)

Одно ощущение из всех ощущений сердца, в его состоянии падения, может быть употреблено в невидимом богослужении: печаль о грехах, о греховности, о падении, о погибели своей, называемая плачем, покаянием, сокрушением духа… при ощущении покаяния умолкают все другие ощущения. (Игнатий, 1, О прелести, 11 часть)

Первая заповедь, данная Спасителем мира всему без исключения человечеству, есть заповедь о покаянии… Эта заповедь объемлет, заключает, совмещает в себе все прочие заповеди… Ужасная жестокость к себе – отвержение покаяния! Ужасная холодность, нелюбовь к себе – небрежение о покаянии. Жестокий к себе не может не быть жестоким и к ближним. Умилосердившийся к себе приятием покаяния вместе делается милостивым и к ближним. (Игнатий, 1, О прелести, 11 часть)

Нет спасения без покаяния, а покаяние принимается от Бога только теми, которые, для принятия его, продадут все имущество свое, отрекутся от всего, что ими ложно усваивалось «мнением». (Игнатий, 1, О прелести, 11 часть)

Зараженные «мнением» о достоинствах своих, особенно о святости своей, способны и готовы на все казни, на всякое лицемерство, лукавство и обман, на все злодеяния. (Игнатий, 1, О прелести, 11 часть)

Давно нечитанные, застоявшиеся в шкафах книги пропитываются пылью, истачиваются молью. Взявший такую книгу встречает большое затруднение в чтении ее. Такова моя совесть. Давно не пересматриваемая, она с трудом может быть открыта. Открыв ее, я не нахожу ожиданного удовлетворения. Только крупные грехи значатся довольно ясно; мелкие письмена, которых множество, почти изгладились, и не разобрать теперь, что было изображено ими. (Игнатий, 1, Зрение греха своего)

Я согнал грехом рай из сердца моего. Теперь там – смешение добра со злом, там – лютая борьба добра со злом, там – столкновение бесчисленных страстей, там мука, предвкушение муки адской…

Напрасно бы я стал обвинять праотцев за сообщенный мне грех: я освобожден из плена греховного Искупителем и уже впадаю в грехи не от насилия, а произвольно.

Не может увидеть греха своего наслаждающийся грехом, дозволяющий себе вкушение его – хотя бы одним помышлением и сочувствием сердца. (Игнатий, 1, Зрение греха своего)

Зрение греха своего и рождаемое им покаяние – суть деланья, не имеющие окончания на земле: зрением греха возбуждается покаяние; покаянием доставляется очищение; постепенно очищаемое око ума начинает усматривать такие недостатки и повреждения во всем существе человеческом, которых оно прежде, в омрачении своем, совсем не примечало. (Игнатий, 1, Зрение греха своего)

Господи! Даруй нам зреть согрешения наши, чтоб ум наш, привлеченный всецело ко вниманию собственным погрешностям нашим, престал видеть погрешности ближних, и таким образом увидел бы всех ближних добрыми. Даруй сердцу нашему оставить пагубное попечение о недостатках ближнего, все попечения свои соединить в одно попечение о стяжании заповеданной и уготованной нам Тобою чистоты и святыни. Даруй нам, осквернившим душевные ризы, снова убелить их: они уже были омыты водами крещения, нуждаются теперь, по осквернении, в омовении слезными водами. Даруй нам узреть, при свете благодати Твоей, живущие в нас многообразные недуги, уничтожающие в сердце духовные движения, вводящие в него движения кровяные и плотские, враждебные царствию Божию. Даруй нам великий дар покаяния, предшествуемый и рождаемый великим даром зрения грехов своих. Охрани нас этими великими дарами от пропастей самообольщения, которое открывается в душе от не примечаемой и не понимаемой греховности ее; рождается от действия не примечаемых и не понимаемых ею сладострастия и тщеславия. Соблюди нас этими великими дарами на пути нашем к Тебе и даруй нам достичь Тебя, призывающего сознающихся грешниками и отвергающего признающих себя праведниками, да славословим вечно в вечном блаженстве Тебя, Единого Истинного Бога, Искупителя плененных, Спасителя погибших. Аминь. (Игнатий, 1, Зрение греха своего)