Константин Душенко - Лучшие мысли и изречения древних в одном томе

«Письма к Луцилию», 38, 1

Великая душа пренебрегает великим и предпочитает умеренное чрезмерному.

«Письма к Луцилию», 39, 4

Нет несчастнее зашедших так далеко, что прежде излишнее становится для них необходимым.

«Письма к Луцилию», 39, 6

Нет лекарства для того, у кого пороки стали нравами.

«Письма к Луцилию», 39, 6

В речах перед народом нет ни слова истины: их цель – взбудоражить толпу, мгновенно увлечь неискушенный слух, они уносятся, не давая над собою подумать.

«Письма к Луцилию», 40, 4

Пусть оратор ‹…› говорит не быстрей и не больше, чем могут выдержать уши.

«Письма к Луцилию», 40, 8

Многим не хватает только благосклонности судьбы, чтобы сравняться жестокостью, и честолюбием, и жаждой роскоши с самыми худшими. Дай им силы на все, чего они хотят, и ты узнаешь, что хочется им того же.

«Письма к Луцилию», 42, 4

Мы считаем купленным лишь приобретенное за деньги, а на что тратим самих себя, то зовем даровым ‹…› Всякий ценит самого себя дешевле всего.

«Письма к Луцилию», 42, 7

Кто сохранил себя, тот ничего не потерял, но многим ли удается сохранить себя?

«Письма к Луцилию», 42, 10

Мы живем так, что внезапно увидеть нас – значит поймать с поличным.

«Письма к Луцилию», 43, 4

Все, если взглянуть на изначальное происхождение, ведут род от богов.

«Письма к Луцилию», 44, 1

За всеми нами одинаковое число поколений, происхожденье всякого лежит за пределами памяти.

«Письма к Луцилию», 44, 4

Нет царя, что не произошел бы от раба, и нет раба не царского рода. (Со ссылкой на Платона.)

«Письма к Луцилию», 44, 4

Важно не сколько [у тебя книг], а сколь они хороши.

«Письма к Луцилию», 45, 1

Одной молитвой опровергаем другую. Желания у нас в разладе с желаниями.

«Письма к Луцилию», 45, 6

Жизнь любого занята завтрашним днем. ‹…› Люди не живут, а собираются жить.

«Письма к Луцилию», 45, 12–13

Мы лжем и без причин, по одной привычке.

«Письма к Луцилию», 46, 3

Обходись со стоящими ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобою обходились стоящие выше.

«Письма к Луцилию», 47, 11

Нет рабства позорнее добровольного.

«Письма к Луцилию», 47, 17

Любовь не уживается со страхом.

«Письма к Луцилию», 47, 18

Цари забывают, как сильны они сами и как слабы другие, и чуть что – распаляются гневом, словно от обиды. ‹…› Для того и нужна им обида, чтобы кому-нибудь повредить.

«Письма к Луцилию», 47, 20

Нужно жить для другого, если хочешь жить для себя.

«Письма к Луцилию», 48, 2

Разве что-нибудь было не «совсем недавно»? Совсем недавно я был мальчиком и сидел у философа Сотиона, совсем недавно начал вести дела в суде, совсем недавно потерял к этому охоту, а там и силы. Безмерна скоротечность времени, и ясней всего это видно, когда оглядываешься назад. Взгляд, прикованный к настоящему, время обманывает, ускользая при своей быстроте легко и плавно. ‹…› Минувшее пребывает в одном месте, равно обозримое, единое и недвижное, и все падает в его глубину.

«Письма к Луцилию», 49, 2–3

Ты заблуждаешься, полагая, что только в морском плавании жизнь отделена от смерти тонкою преградой: повсюду грань между ними столь же ничтожна. Не везде смерть видна так близко, но везде она стоит так же близко.

«Письма к Луцилию», 49, 11

Что ты веселишься, если тебя хвалят люди, которых сам ты не можешь похвалить?

«Письма к Луцилию», 52, 11

Рассказывать сны – дело бодрствующего; признать свои пороки – признак выздоровления.

«Письма к Луцилию», 53, 8

Мы думаем, будто смерть будет впереди, а она и будет, и была. То, что было до нас, – та же смерть.

«Письма к Луцилию», 54, 5

Изнеженность обрекла нас на бессилие, мы не можем делать то, чего долго не хотели делать.

«Письма к Луцилию», 55, 1

Постоянство и упорство в своем намерении – вещи такие замечательные, что и упорная лень внушает уважение.

«Письма к Луцилию», 55, 5

Голос мешает больше, чем шум, потому что отвлекает душу, тогда как шум только наполняет слух и бьет по ушам.

«Письма к Луцилию», 56, 4

Взгляни на него: ‹…› он ворочается с боку на бок, стараясь ‹…› поймать хоть легкую дрему, и, ничего не слыша, жалуется, будто слышит. Какая тут, по-твоему, причина? Шум у него в душе: ее нужно утихомирить, в ней надо унять распрю; нельзя считать ее спокойной только потому, что тело лежит неподвижно.

«Письма к Луцилию», 56, 7–8

У каждого потемнеет в глазах, если он, стоя у края бездны, взглянет в ее глубину. Это – не страх, а естественное чувство, неподвластное разуму. Так храбрецы, готовые пролить свою кровь, не могут смотреть на чужую, так некоторые падают без чувств, если взглянут на свежую или старую, загноившуюся рану либо прикоснутся к ней, а другие легче вынесут удар меча, чем его вид.

«Письма к Луцилию», 57, 4–5

Никто не остается в старости тем же, чем был в юности, завтра никто не будет тем, кем был вчера. Наши тела уносятся наподобие рек. ‹…› Я сам изменяюсь, пока рассуждаю об изменении всех вещей. Об этом и говорит Гераклит: «Мы входим, и не входим дважды в один и тот же поток». Имя потока остается, а вода уже утекла.

«Письма к Луцилию», 58, 22–23

[В мире] пребывает все, что было прежде, но иначе, чем прежде: порядок вещей меняется.

«Письма к Луцилию», 58, 24

Что такое конец жизни – ее отстой или нечто самое чистое и прозрачное ‹…›. Ведь дело в том, что продлевать – жизнь или смерть.

«Письма к Луцилию», 58, 33

Многих красота какого-нибудь полюбившегося слова уводит к тому, о чем они писать не собирались.

«Письма к Луцилию», 59, 5

Лесть всех делает дураками, каждого в свою меру.

«Письма к Луцилию», 59, 13

[Истинная радость], не будучи чужим подарком, ‹…› не подвластна и чужому произволу. Что не дано фортуной, того ей не отнять.

«Письма к Луцилию», 59, 18

Я стараюсь, чтобы каждый день был подобием целой жизни.

«Письма к Луцилию», 61, 1

Несчастен не тот, кто делает по приказу, а тот, кто делает против воли.

«Письма к Луцилию», 61, 3

Кратчайший путь к богатству – через презрение к богатству.

«Письма к Луцилию», 62, 3

Мы ищем в слезах доказательство нашей тоски и не подчиняемся скорби, а выставляем ее напоказ. ‹…› И в скорби есть доля тщеславия!

«Письма к Луцилию», 63, 2

Для меня думать об умерших друзьях отрадно и сладко. Когда они были со мной, я знал, что я их утрачу, когда я их утратил, я знаю, что они были со мной.

«Письма к Луцилию», 63, 7

Перестань дурно истолковывать милость фортуны. То, что ею отнято, она прежде дала!