Елизавета Сагирова - Лето придёт во сне. Часть 2. Оазис

Она тяжело сглотнула, отвела глаза. Но всё-таки ответила, понизив голос почти до шёпота.

– Дайка, там Ховрин. И это очень плохо.

– Почему плохо? Кто он такой? – я сунулась было к окну, но Ася оттёрла меня в сторону и, взяв за плечи, быстро зашептала:

– Слушай внимательно. Сделай всё, чтобы ему не понравиться. Не знаю там, чавкай, чешись, в носу ковыряйся, слюни пускай, но чтобы Ховрин тебя не купил! Это такая сволочь… девочки от него сразу в клинику попадают. Ему нравится издеваться, понимаешь? Мучить, бить, он от этого возбуждается… И платит за это, у гада денег куры не клюют. Когда он появляется, мы все тут молимся, чтобы только не выбрал. Но ведь всё равно кого-то выбирает. Постарайся, чтобы не тебя.

Я глядела на неё во все глаза, постепенно переполняясь страхом. О клиентах-садистах в Оазисе мне не приходилось слышать, за исключением той истории, когда девушка бросилась в Русалкину яму, не выдержав издевательств своего постоянника. Но это я приняла за выдумку, легенду, такую же, как плавающие по ночам у берега русалки. Но раз Ася говорит…

– Я могу отказаться? Не идти к нему?

– Нет, – она сжала моё запястье. – Если гость приглашает девушку за свой столик, это честь для неё. Отказаться значит оскорбить гостя, тебя накажут. Просто иди и постарайся создать у Ховрина самое отвратительное впечатление.

И я пошла. Одиннадцатый столик располагался в самом конце зала, так что я успела разглядеть устрашающего Ховрина ещё до того, как приблизилась к нему. Грузная фигура, редкая полуседая поросль на голове, клочкастые брови над набрякшими веками, оплывшее лицо с хмельным румянцем на дряблых щеках. Лет пятьдесят или побольше. В общем, внешность, и так не вызывающая никаких приятных ассоциаций, а уж если вспомнить о наклонностях её обладателя…

Ховрин тоже заметил меня издалека и подслеповато щурился, наблюдая за моим приближением.

– Доброй ночи, сударь, – сказала я, останавливаясь перед ним и стараясь натянуть юбочку как можно ниже на бёдра. – Вы хотели меня видеть?

– Уж хотел, – буркнул Ховрин. Голос его оказался глухим, надтреснутым. – Садись. Да не туда! Рядом со мной садись.

Я, попытавшаяся было примоститься напротив него, испуганно выпрямилась. Меньше всего хотелось оказаться в непосредственной близости с этим полным, угрожающе крупным мужчиной, но спорить было ещё страшнее.

– Вот так, – буркнул Ховрин, когда я осторожно опустилась за стол рядом с ним, чуть не закашлявшись в отвратительном облаке сигаретного дыма, алкогольных испарений и запахе пота. Скромно сложила руки на коленях, уставилась на них, не смея поднять глаза. А Ховрин, в свою очередь, уставился на меня. Я почти физически ощущала, как его цепкий взгляд ползает по моему телу, подобно мокрице.

– Плоская слишком, – наконец вынес вердикт гость. – Но будем надеяться, что со временем всё, что надо, вырастет. Нам торопиться некуда, верно?

От его слов я съёжилась ещё больше. Нам? Значит ли это, что он собирается меня купить?

– Так ты девственница? – не дождавшись моей реакции, спросил Ховрин, и я осторожно кивнула.

– Неужели? – скривился он. – Из дикарей, но целка? Разве у вас там не принято трахаться со всеми подряд?

На этот раз обида оказалась сильнее страха. Я подняла глаза, посмотрела в полупьяное сытое лицо и тихо, но вызывающе ответила:

– Нет. Это только здесь так принято.

Ховрин моргнул. И внезапно зашёлся визгливым бабьим смехом, хлопая себя по мясистым ляжкам.

– Хороша! – выдавил он сквозь клёкот. – Дикарка!

Дотянувшись до полупустого бокала, он осушил его, со стуком опустил на стол, крякнул. К нам тут же подбежала официантка, торопливо наполнила бокал. Ховрин отогнал её небрежным жестом, вновь обернулся ко мне.

– И откуда мне знать, что ты не порченная? Может, местный коновал тебя уже по-быстрому заштопал?

Я неопределённо пожала плечами. В голову пришла мысль, что, если не разубеждать Ховрина в своей "порчености", то, может, он потеряет ко мне интерес, не захочет тратить деньги на б/у?

Но гость разнёс мои начавшиеся выстраиваться планы в пух и прах.

– Впрочем, мне похрен, – заявил он, комкая салфетку. – Для меня главное, чтобы молоденькая была. Вы же, бабы, как? Не успели вырасти, и сразу стареть начинаете, за двадцать уже полный шлак. Так что, чем моложе берёшь, тем дольше пользовать можно. Последнее время тут с молоденькими напряжёнка. Но ты подходишь. Ну-ка…

Неожиданно он протянул пухлую пятерню и ею попытался залезть мне под блузку. Я шарахнулась в сторону и пошатнула стол в попытке выскочить из-за него. Тут же снова рядом оказалась официантка, ловко подхватила уже готовую опрокинуться бутылку вина, бросила на меня полный сочувствия взгляд. От этого взгляда, словно предвидящего мою незавидную участь, я преисполнилась ужасом больше, чем от грубого захвата липких пальцев, сомкнувшихся на сразу занывшем плече.

– К-куда? – Ховрин дёрнул меня к себе, мотнул головой официантке, веля убираться. – Ишь, какая недотрога! Я что, по-твоему, должен кота в мешке брать?

Он положил вторую ладонь мне на голую коленку и сжал, стиснул так, что его короткие пальцы вдавились в мою кожу, заставляя ногу онеметь. Я негромко вскрикнула, заметила краем глаза довольную, какую-то плотоядную ухмылку Ховрина и прикусила губу. Нет уж, не доставлю этой гниде удовольствия видеть мою боль!

– А ну, раздвинь ноги, – прошипел Ховрин, продолжая безжалостно дёргать мою коленку. – Должен же я знать, что покупаю!

– Вы меня не купите! – выкрикнула я неожиданно для самой себя. – Меня уже покупает другой человек!

На нас заоглядывались из-за ближайших столиков. Ховрин разжал руку, и мне пришлось приложить немалые усилия воли, чтобы остаться на месте, а не броситься прочь, оглашая ресторан истеричным визгом.

Несколько секунд мы молчали, глядя друг на друга, потом по лицу Ховрина расползлась ехидная улыбка.

– То есть как это – уже покупает? Разве ты не выставлена на аукцион?

– Да, но…

– А раз так, то достанешься тому, кто даст больше. И это буду я, потому что я так решил, – он скользнул по мне пренебрежительным взглядом. – Тем более, что и бороться особо не придётся. Ты, знаешь ли, на любителя. Так что ври, да не завирайся.

Неожиданно я оскорбилась. Доведись мне услышать такие слова до своего чудесного преображения – приняла бы как данность. Но сейчас мне стало очень обидно за работу Бранко и девочек из салона, даже за придумку Ирэн, сделавшую меня "лесной нимфой".

– Я не вру! Меня уже покупают, и вам его цену не перебить!

Ховрин снова зашёлся визгливым смехом.

– И кто же? Кто у нас такой богатый и влюблённый?

Я лихорадочно принялась перебирать в уме имена гостей, которые слышала от других девушек, но вспомнить удалось только одно.