Елизавета Сагирова - Лето придёт во сне. Часть 2. Оазис

Взгляд Ирэн снова заметался, словно в поисках чего-то, что подскажет ей ответ. Такого не нашлось, и она заговорила прежним голосом, в котором звучало отчаяние:

– Ральф, тебе обязательно делать это сейчас?! Ты… ты дискредитируешь меня в глазах… – она выразительно глянула на меня и Бурхаева по очереди. – Я не могу этого допускать! Я – управляющая заведением, и, если понадобится прибегнуть к помощи охраны, буду вынуждена так поступить!

Она перевела дыхание, попыталась улыбнуться; как мне показалось, многообещающе.

– Мы ведь можем обсудить всё позже, и, я уверена – придём к согласию. Но сейчас мне необходимо…

– Мне наплевать на то, что необходимо тебе, – оборвал её Доннел. – Мы уходим. Очень надеюсь, что впредь у тебя хватит благоразумия не делать чего-то через мою голову.

Последнюю фразу я не совсем поняла, да и не старалась. Мне хватило уже того, что Ральф взял меня за руку и повёл прочь. Я ещё успела увидеть застывшее, как маска, побелевшее от злости лицо Ирэн. Бурхаева, продолжавшего сидеть с самым мрачным видом. А потом дверь за нами захлопнулась, отрезая меня от их полных ненависти взглядов, и я смогла жадно перевести дыхание, чувствуя себя так, словно до этого не дышала вовсе.

Не говоря ни слова, продолжая сжимать мою руку, Доннел довёз меня на лифте до первого этажа, вывел на улицу, под яркое солнце и обманчивый простор, и только тогда отпустил. Мы стояли рядом на высоком крыльце, глядя на раскинувшееся до горизонта синее море, и, кажется, оба не знали, что делать дальше. Наконец, Ральф негромко произнёс:

– Иди к себе. Ирэн вряд ли посмеет ещё кого-то прислать за тобой, но на всякий случай не соглашайся никуда выходить, говори, что это моё распоряжение. Тебе, конечно, было бы спокойнее у меня в номере, но я не буду настаивать. Мои слова в силе – придёшь, только если сама захочешь.

Я кивнула. Теперь, когда рядом не было ни Ирэн, ни бешеного Бурхаева, моя обида на Ральфа вернулась. Впрочем, это даже обидой нельзя было назвать – обижаться можно на кого-то равного себе, он же своим поступком раз и навсегда указал мне моё место. И я, помня об этом, не думала, что когда-нибудь между нами всё может стать, как прежде. Да и было ли это «как прежде», или я просто нафантазировала, будто наше общение когда-то выходило за рамки отношений хозяин-наложница?

Не дождавшись от меня ответа, Ральф развернулся и исчез в дверях Айсберга, возвращаясь в свой номер, а я стала спускаться с крыльца…

…Домик встретил меня настороженной тишиной. Несколько девочек, в их числе Алла и Вика, сидели в столовой за столом, что-то оживлённо обсуждая. Но при моём появлении разговор стих, глаза опустились. Никаких вопросов, никакого праздного любопытства или вежливого сочувствия. Я тоже не подала виду, будто заметила, что нахожусь тут не одна. Прошла к холодильнику, достала оттуда распечатанный пакет сока (в горле пересохло после всего недавно произошедшего) и мимо девушек, которые чуть заметно отшатнулись при моём приближении, прошла наверх. Я не осуждала соседок и не чувствовала никакой обиды. Своя шкура ближе к телу, а общаться с той, кто, возможно, имеет отношение к самой злостной из всех провинностей, которые только могут быть совершены здесь, – к побегу, себе дороже.

До наступления ночи я выходила из номера только в туалет. Несколько раз заходили то Ася, то Вика, но, взяв что-то из своих вещей, они торопливо исчезали, словно боясь, что я заговорю о чём-то, чего бы им знать не хотелось. Я и не говорила. Изображать обеспокоенность отсутствием Яринки после целого дня и двух ночей равнодушия было бы глупо и неубедительно.

Поэтому я молчала. Смотрела в окно, усевшись на подоконник, как давным-давно любила сидеть в приюте. Лежала на Яринкиной кровати, пытаясь уловить остатки её запаха. Пролистывала наши фотографии в планшете. Но больше просто смотрела в пространство перед собой и думала. Пыталась представить: где сейчас моя подруга, её возлюбленный, а также их белокурый друг Ига? Удалось ли им найти безопасное укрытие? Куда они двинутся дальше? Я не знала, что собирался предпринять Ян после того, как сумеет вырвать Яринку из Оазиса, и был ли у него вообще какой-то план действий. Не знала, и сейчас, вспоминая взбешённого Бурхаева, была рада этому. Ведь благодаря своему незнанию я не смогу выдать друзей, даже если меня станут заставлять.

Ещё я думала об Ирэн. О том, что она, по непонятной причине невзлюбившая меня после аукциона, теперь, когда я стала причиной и свидетельницей её капитуляции сначала перед Бурхаевым, а после – перед Ральфом, окончательно станет моим врагом. И почему так получилось? Когда-то Ральф сказал мне, что давно знаком с Ирэн и у них даже было что-то вроде общего дела. Допустим, это объясняет свойскую манеру их общения, но не объясняет непонятной и плохо скрытой враждебности. И что означала недосказанная фраза Ирэн о сведении старых счётов? Какая кошка пробежала между ними в прошлом? И как это дало Ральфу право вести себя здесь не как гостю, но как хозяину? И почему псих Бурхаев, оравший до этого на Ирэн, самому Доннелу не сказал ни слова?

От Бурхаева мои мысли снова вернулись к Яринке и Яну. Яринка пообещала, что без меня не убежит на Запад, значит, скорее всего, они займутся поисками Дэна, Михаила Юрьевича и остальных, тех, кого Ральф называет террористами и вредителями. Других . Но, даже если у них всё получится, я узнаю об этом только из ямки под поваленной сосной, в необозримом будущем, если сумею туда добраться. А вообще символично, что мне в любом случае предстоит вернуться к исходной точке, к приюту, в сосновый лес, куда я когда-то убегала стрелять из Пчёлки.

Я вдруг заметила, что держу руки перед собой так, словно в одной сжимаю рукоять рогатки, а другой оттягиваю кожеток. И почему мне ни разу не пришло в голову смастерить здесь вторую Пчёлку? Уж тут-то за это никто не стал бы меня наказывать. Может, потому и не было это больше интересно? Да и скучала я именно по той Пчёлке, которая познакомила меня с Дэном, ещё больше сблизила с Яринкой, сопровождала в коротком, но насыщенном приключениями путешествии, последовавшем за побегом из приюта. Знать бы тогда, где оно кончится…

А после полуночи, когда на остров легла бархатная темнота, домик наш опустел и тишина стала невыносимой, я встала с постели, оделась и, почти бегом миновав многочисленные закоулки и лестницы Оазиса, поднялась в Айсберг, к Ральфу. Я понимала, что могу снова застать в его номере черноволосую девицу или кого-нибудь не менее грудастого (возможно, даже Аллу), но это меня не остановило.

Ведь больше на всём свете мне не к кому было пойти.

Глава 19

Одиночество.

– Тебе это совсем не нравится? – спросил меня Ральф, когда мы, обнажённые, улеглись рядом и накрылись одеялом, а я не смогла сдержать долгий вздох облегчения от того, что вот и ещё один раз остался позади.