Ростислав Капелюшников - Экономические очерки. История идей, методология, неравенство и рост

Этот пример интересен еще и тем, что он наглядно иллюстрирует неявный дрейф целей, который за последние десятилетия претерпела экономика развития: если раньше она фокусировалась на обсуждении таких общих проблем, как выбор между рынком и централизованным планированием, между частной и государственной собственностью, между инвестированием в физический и в человеческий капитал и т. д., то теперь ее внимание привлекают почти исключительно узко прикладные, локальные темы: как снизить в развивающихся странах уровень абсентеизма школьных учителей, как повысить в них уровень вакцинации детей, как подтолкнуть фермеров к использованию современных удобрений и т. д.? Но, скажем, Э. Дюфло видит в таком «ускромнении» исследовательских задач скорее достоинство, чем недостаток. (Отметим, что она считается одним из признанных лидеров в применении экспериментальных методов к проблемам экономики развития и недавно стала лауреатом Нобелевской премии по экономике.) С ее точки зрения, развивающимся странам лучше держаться философии малых дел, которую олицетворяет экспериментальный подход, чем пытаться заигрывать с теми или иными идеями масштабного переустройства общества, которые за долгие десятилетия так и не смогли помочь им выбраться из ловушки бедности.

Подробнее об «эмпирическом повороте» в экономической науке см.: [Backhouse, Cherrier, 2017].

О преобладающей интервенционистской направленности современной экономической науки среди прочего свидетельствует тот простой факт, что при публикации работы от автора практически в обязательном порядке требуется включение в нее раздела Policy implications. В свое время лауреат Нобелевской премии по экономике Дж. Бьюкенен призывал экономистов перестать давать политические советы исходя из установки, будто они наняты для этого неким благожелательным деспотом [Buchanan, 1987]. Бьюкенен не был услышан и подавляющее большинство современных экономистов продолжают воспринимать себя так, как если бы они действительно состояли на службе у благожелательного деспота — государства.

Некоторые более радикальные критики предлагают также отказаться от обязательного построения макроэкономических моделей на микроэкономических основаниях и вернуться к более ранней (кейнсианской) практике использования чисто эмпирических наблюдаемых закономерностей, не выводимых из оптимизирующего поведения индивидов [Wren-Lewis, 2018].

К сходному выводу недавно пришел П. Кругман [Krugman, 2018].

*Опубликовано: Вопросы экономики. 2017. № 4. С. 117–139.

В дальнейшем при цитировании этой работы для краткости будут приводиться только номера страниц без указания самого источника.

Одна из причин, почему неравенство в распределении богатства всегда превосходит неравенство в распределении доходов, заключается в том, что оценки богатства отражают владение только материальными активами и не учитывают владение нематериальными (человеческим капиталом).

Различия в уровнях благосостояния зависят также от неравенства в распределении времени досуга. В США за последние десятилетия прирост часов досуга у низкодоходных групп был значительно больше, чем у высокодоходных [Attanasio, Pistaferri, 2016].

Картина с динамикой другого показателя неравенства — коэффициента Джини — оказывается еще более пестрой [Atkinson, Morelli, 2014]. В США коэффициент Джини по доходам достигал 0,5 в 1930-е годы, снизился до 0,4 во время Второй мировой войны, колебался вокруг этого уровня до начала 1980-х годов и вырос до примерно 0,45 к настоящему времени. Великобритания: довоенный период — 0,45, период войны — 0,35, 1970-е годы — 0,25, настоящее время — возврат на уровень 0,35. Германия: снижение с 0,30 в 1950-е годы до 0,25 в 1970-е годы с постепенным приближением к отметке 0,30 в настоящее время. Дания: резкое снижение с 0,50 в конце 1940-х годов до 0,35 в настоящее время. Италия: снижение с 0,5 в 1900 г. до 0,3 в 1990 г. с последующим повышением до 0,35. Нидерланды: снижение с 0,4 в 1960-е годы до 0,35 в 1970-е годы с последующей стабилизацией. Финляндия: начало 1960-х годов — 0,3, середина 1970-х годов — снижение до 0,2, возвратный рост до 0,25 к началу 2010-х годов. Франция: почти монотонное снижение с 0,4 в середине 1950-х годов до 0,3 в настоящее время. Швеция: в начале 1950-х годов — примерно 0,3, падение до 0,2 к концу 1980-х годов, возвратный рост почти до 0,3 в настоящее время. Япония: минимальный рост с 0,37 в начале 1960-х годов до 0,4 в настоящее время. (Оценки непригодны для межстрановых сопоставлений, так как рассчитывались исходя из разных определений дохода.)

Следует оговориться, что альтернативные оценки, рассчитываемые и публикуемые Бюджетным управлением конгресса США, показывают рост неравенства в доходах в расчете на одного члена домохозяйства [Congressional Budget Office, 2014].

Любопытно, что М. Фридман еще в конце 1930-х годов подверг метод капитализации сокрушительной критике [Friedman, 1939]. По его мнению, такой метод измерения богатства обладает настолько фатальными неустранимыми недостатками, что оценки, полученные с его помощью, просто не имеют смысла.

Это напоминает концепцию Т. Пикетти, согласно которой 1930–1970-е годы следует считать аномальным периодом в истории капитализма: только из-за уникального стечения обстоятельств — войн, экономических кризисов, политических потрясений — неравенство в этот период резко пошло вниз [Piketty, 2014]. Однако последовавшая за тем стабилизация привела к тому, что капитализм стал возвращаться к «естественному» для него уровню неравенства.

Все это очень плохо вяжется с идеей «патримониального капитализма» Т. Пикетти (о ней кратко упоминается в статье К. Джомо и В. Попова), согласно которой в составе верхнего 1 % непрерывно должна возрастать доля богатых наследников, выступающих в роли рантье [Piketty, 2014].

Параллельно с этим шло быстрое сокращение неравенства в полученном образовании. За шесть десятилетий глобальное неравенство по образованию для всего взрослого населения (коэффициент Джини) снизилось с 0,64 в 1950 г. до 0,34 в 2010 г., в том числе в развитых странах — с 0,38 до 0,19, а в развивающихся — с 0,73 до 0,36. Для группы 15–24 лет снижение было еще более радикальным и сейчас по неравенству в полученном образовании молодежь в развивающихся странах почти сравнялась с молодежью в развитых: коэффициенты Джини для них соотносятся соответственно как 0,25 против 0,16 [Benaabdelaali et al., 2012].

В этом контексте Э. Аткинсон замечает, что динамику неравенства лучше рассматривать в терминах эпизодов, чем в терминах трендов [Atkinson, 2015].