Ростислав Капелюшников - Экономические очерки. История идей, методология, неравенство и рост

Впрочем, противореча самим себе, они замечают, что углубление неравенства в последние десятилетия не сопровождалось каким-либо ростом «организованного социального протеста» [с. 155]. Означает ли это, что оно, по их мнению, сопровождалось ростом неорганизованного социального протеста?

Интересно также отметить, что ни один из этих механизмов не предполагает непосредственного влияния неравенства на экономический рост. Во всех четырех случаях его воздействие на рост осуществляется через посредство каких-либо иных факторов. Так, например, в объяснениях, фокусирующихся на инвестициях в детей (механизмы 2 и 4), таким фактором выступает высокий уровень бедности (логическая цепочка: большое неравенство ⇨ высокая бедность ⇨ низкие инвестиции в качество/высокие инвестиции в количество детей ⇨ низкие темпы роста).

На российских данных анализ этой статистической иллюзии представлен в работах: [Капелюшников, 2009; 2014].

Расхождение между этими индексами связано не только с использованием разной методологии, но также и с тем, что их оценки базируются на разных по составу корзинах товаров и услуг: в одном случае это — потребленные товары и услуги (включая импортные), в другом — произведенные товары и услуги (включая экспортные).

На этом выводе строится, например, концепция справедливости Р. Дворкина [Dworkin, 2000].

Это, впрочем, не мешает тем же авторам высказывать прямо противоположные суждения о том, что сверхвысокие налоги на богатых необходимы, чтобы устранить экстернальный эффект, связанный с их избыточным потреблением (таково, например, мнение П. Кругмана).

Впрочем, при более внимательном анализе обнаруживается, что сторонники конфискационных налогов и усиления государственного контроля за экономикой вовсе не против влияния на государство тех, кто разделяет их политические установки (например, профсоюзов государственных служащих): они против влияния на него лишь тех, кто их взглядов не разделяет [Cochrane, 2014].

*Опубликовано: Republic. 4 сентября 2017. https://republic.ru/posts/86142.

*Опубликовано: Вопросы экономики. 2019. № 4. C. 91–106.

*Сокращенный вариант опубликован: Вопросы экономики. 2015. № 5. С. 104–133.

В отличие от других авторов, идущих вслед за Хансеном, Коуэн предпочитает пользоваться определением «великая», а не «вековая» стагнация.

При этом Коуэн специально оговаривается, что в подавляющем большинстве стран низко висящие плоды по-прежнему сохраняются в изобилии, поскольку ничто не мешает им заимствовать технологии и институциональные идеи из США, Европы или Японии.

Первыми выражение «новая нормальность» для обозначения ожидаемого долговременного замедления экономического роста начали использовать не академические экономисты, а бизнес-аналитики [El-Erian, 2009]. (Подробнее об этом см.: [Афонцев, 2014].) Но со временем оно проникло также и в академические публикации.

Впрочем, Гордон не отрицает того, что наблюдавшееся в последние годы снижение уровня экономической активности могло происходить также и под действием циклических факторов, так что после преодоления последствий рецессии оно может быть частично отыграно назад.

Существует еще один серьезный повод для тревоги за будущее американского экономического роста: это — потеря экономикой США былого предпринимательского динамизма. Процесс созидательного разрушения, когда более производительные фирмы рождаются, а менее производительные умирают, более производительные рабочие места создаются, а менее производительные ликвидируются, является важнейшим драйвером повышения производительности труда. Согласно имеющимся оценкам, в США с конца 1970-х годов коэффициент рождаемости фирм снизился с 15 до 8 %, тогда как коэффициент их смертности сохранялся примерно на одном и том же уровне 9–10 %. За этот же период коэффициент перераспределения рабочих мест (представляющий собой сумму коэффициентов их создания и ликвидации) упал на 10 п.п. — с 36 до 26 % [Hathaway, Litan, 2014]. Столь значительное ослабление предпринимательской активности также могло способствовать более вялому росту экономики США.

Впрочем, он не упускает случая заметить, что именно таким «черепашьим» темпом росла экономика Англии в доиндустриальный период — 1300–1700-е годы.

Среди российских экономистов сторонником идеи «инновационной паузы» является В. М. Полтерович [Полтерович, 2009].

К этому можно добавить, что падение темпов роста производительности в период 2004–2013 гг. было сосредоточено в секторах, производящих или интенсивно использующих продукты информационных технологий [Fernald, 2014].

В терминах неокейнсианской теории это предполагает, что цены и заработная плата могут оставаться жесткими бесконечно долго.

*Опубликовано: Вопросы экономики. 2017. № 11. С. 70–101.

«Мы поражены новой болезнью, названия которой, возможно, некоторые читатели не слышали, но о которой они будут часто слышать в ближайшие годы, а именно — технологической безработицей» [Keynes, 1931, p. 358].

Еще в начале 1950-х годов он писал: «Труд будет становиться все менее и менее важным. …Все больше и больше работников будут вытесняться машинами. Я не понимаю, как новые отрасли смогут занять всех, кто захочет работать» [Leontief, 1952] (цит. по: [Acemoglu, Restrepo, 2017, p. 1]).

В то же время Рикардо оговаривался, что сокращение занятости под действием новых технологий может иметь место только тогда, когда их внедрение сопровождается уменьшением национального дохода [Samuelson, 1989]. Но ситуация, когда технологический прогресс будет вызывать падение ВВП, представляется настолько редкой, что ее можно считать практически невероятной. С этой точки зрения трактовка Рикардо предстает скорее как теоретический курьез, чем как попытка осмысления экономической реальности.

В «Истории экономического анализа» Й. Шумпетер так комментировал позицию Рикардо: «Он никогда ясно не осознавал того существеннейшего факта относительно капиталистических „машин“, что они производят то, что в количественном и качественном отношении вообще не могло бы быть произведено без них, или, говоря иначе, что они „вытесняют“ рабочих, которые никогда и не рождались на свет» [Schumpeter, 1954, p. 684].

В условиях несовершенной конкуренции компенсирующий эффект будет достигаться не столько за счет снижения цен для потребителей, сколько за счет роста доходов у предпринимателей и работников (см. ниже).