Коллектив авторов - В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда

Как отмечают в своей работе Перри с соавторами [Perry et al., 2007], «статические агрегированные данные о распределении работников [по секторам] скрывают важные аспекты динамизма межсекторных потоков рабочей силы». Введение в научный оборот на рубеже 1990–2000 гг. больших массивов панельных микроданных, позволяющих отслеживать перемещения отдельных работников между различными статусами занятости во времени, вывело изучение проблемы неформальности на качественно новый уровень и открыло возможности для использования более сложного аналитического аппарата. Большинство таких исследований было выполнено на данных по наиболее развитым странам Латинской Америки (Аргентины, Бразилии, Мексики, Чили). При этом Мексика является, похоже, наиболее «изученной» в этом отношении страной. Все они относятся к группе стран со средним уровнем душевого ВВП, в которую входит и Россия. Для стран с таким уровнем развития, как правило, характерны слабые институты и неполный инфорсмент законов.

Начало интенсивному анализу «взаимообмена» работниками между формальным и неформальным секторами было положено пионерной работой Мэлони [Maloney, 1999]. Ее главной целью была проверка предсказаний, вытекающих из стандартной модели сегментированного рынка труда. На базе панельных данных по Мексике за 1991–1992 гг. была оценена матрица вероятностей для перемещений работников между шестью альтернативными состояниями на рынке труда (наемной формальной и наемной неформальной занятостью, самозанятостью, подрядной занятостью, безработицей и неактивностью). Помимо стандартных индикаторов, показывающих, какая доля занятых перешла за рассматриваемый период из сектора i в сектор j , Мэлони предложил ряд более сложных, производных индексов. Он обнаружил, что для всех встречных межсекторных потоков эти индексы оказываются близкими по величине, а общий уровень трудовой мобильности является очень высоким. Все это, по его мнению, плохо согласуется с идеей сегментации и больше соответствует модели интегрированного рынка труда без каких-либо жестких межсекторных барьеров.

В другой работе по Мексике Кальдерон-Мадрид [Calderon-Madrid, 2000] отмечает очень сильную волатильность занятости в этой стране по сравнению с другими странами ОЭСР. Так, среди формальных наемных работников в течение квартала 15–20 % меняют статус, а для работников, принадлежащих к другим группам, этот показатель оказывается еще выше. Оценки функции риска ( hazard function ) для различных состояний на рынке труда приводят автора к выводу о крайней нестабильности неформальной занятости в Мексике: медианная продолжительность пребывания в ней примерно в три с половиной раза уступает медианной продолжительности пребывания в формальной занятости. При этом работники, покидающие формальную наемную занятость, гораздо чаще (примерно на четверть) перемещаются из нее в самозанятость, чем в неформальную наемную занятость.

Гонг с соавторами [Gong et al., 2004] подтверждают вывод о том, что в Мексике общий уровень трудовой мобильности поддерживается на более высокой отметке, чем в других странах ОЭСР. Они также показывают, что перемещения между неформальной занятостью и незанятостью идут гораздо интенсивнее, чем между формальной занятостью и незанятостью. Оценки динамической модели мультиномиальной регрессии с коррекцией на учет ненаблюдаемых характеристик обнаруживают сильный инерционный эффект – высокие вероятности сохранения определенного статуса между периодами наблюдений. Из них следует, что в Мексике вхождение незанятых на рынок труда осуществляется в основном через неформальную занятость, что указывает на наличие барьеров на входе в формальную занятость. Однако дополнительные тесты свидетельствуют об отсутствии значимых различий между формальным и неформальным секторами по показателям как притока, так и оттока, так что барьеры между ними, если и существуют, то вполне преодолимы.

Ряд исследований являются межстрановыми и опираются на данные как для стран Латинской Америки, так и для Восточной Европы. Они позволяют оценить общность и специфичность процессов мобильности в разных типах экономик.

С помощью панельных данных для нескольких стран Латинской Америки и Восточной Европы (включая Россию) и сопоставимых определений Дуриа с соавторами [Duryea et al., 2006] показывают, что мобильность на рынке труда везде является достаточно интенсивной по величине, разнонаправленной по вектору движения и сложной по своей структуре. При этом они отмечают, что мобильность в странах Латинской Америки более интенсивна, чем в переходных странах Восточной Европы. Это объясняется как большей долей молодежи на рынке труда, которая находится в поиске приемлемой работы, так и большей долей нестабильных рабочих мест в экономике в целом.

Представляют интерес также выводы из анализа последствий мобильности для заработков. Если в странах Латинской Америки переход с формальной работы по найму на неформальную работу по найму ассоциируется с небольшими потерями, то в некоторых странах Восточной Европы – с выигрышем. Переход в самозанятость везде дает работникам возможность улучшить свое материальное положение, особенно это подтверждается для неформально занятых по найму. Авторы отмечают значительную неоднородность работников даже внутри выделенных ими кластеров рабочих мест и неслучайный отбор в мобильность. Например, из формальной занятости по найму в неформальную занятость по найму чаще переходят те, кто принадлежит к нижней части распределения по заработкам среди формальных работников. Обратное верно применительно к тем, кто движется в противоположном направлении. Это означает, что такая мобильность не для всех является желаемым исходом, а вход в формальный сектор – не общедоступная опция. Что же касается перемещений в самозанятость из наемной занятости (как формальной, так и неформальной), то такие переходы осуществляются из нижней части распределения по заработной плате формальных работников и верхней – неформальных [Ibid].

К интересным выводам в своей работе по трем латиноамериканским (Аргентина, Мексика, Венесуэла) и трем переходным (Албания, Грузия, Украина) экономикам приходят Пажес и Стампини [Pages, Stampini, 2009]. Во всех шести странах они фиксируют высокую мобильность между формальной и неформальной наемной занятостью, но низкую между формальной наемной занятостью и самозанятостью. Для постсоветских стран авторы обнаруживают более выраженные признаки сегментации, чем для стран Латинской Америки. Для квалифицированных и неквалифицированных работников структура и интенсивность межсекторных перемещений оказываются очень похожими. Отсюда Пажес и Стампини делают вывод, что сегментацию на рынках труда этих стран нельзя связывать с действием законодательства о минимальной заработной плате или каких-либо иных институтов, фокусирующихся на наименее квалифицированной части рабочей силы.