Татьяна Коваль - Религия и экономика. Труд, собственность, богатство

Этические требования различных учений «осевого времени» оказались удивительно похожими. Независимо друг от друга они выдвинули одинаковую формулу, так называемое золотое правило. Впервые оно прозвучало у греческого поэта-философа Гесиода (VIII–VII вв. до н. э.). Тому же учили Конфуций и другие китайские мудрецы: «Не делай другому того, чего не желаешь себе» (Луньюй, 15:23). Так и в индийских древних текстах говорилось: «В радости и в горе, в наслаждении и в страдании поступай с другими так, как хотел бы, что бы они поступили с тобой». В Ветхом Завете золотое правило преобразуется из заповеди воздержания от зла в заповедь деятельной любви: «…люби ближнего, как самого себя» (Лев. 19:18). В Евангелии это правило подтверждается: «…во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7:12). Любовь становится «новой заповедью» Иисуса к своим ученикам и краеугольным камнем новозаветной социальной этики.

Можно сказать, что исходя из совершенно разных идейных предпосылок, порой противоположными путями, различные духовно-религиозные учения приходили к одинаковым нравственным выводам и постулатам. Вместе с тем каждое учение обосновывало их по-своему, руководствуясь своими представлениями о мире, Боге и человеке.

Китайская духовная традиция представляет собой целый конгломерат учений и представлений. Среди них ведущая роль принадлежит конфуцианству и даосизму, которые возникли в Китае VI–III вв. до н. э., а также буддизму, принесенному в Китай из Индии в I в. н. э. «Даосизм – это сердце, буддизм – кости, конфуцианство – плоть», – говорили в Китае.

Важной особенностью китайского религиозного сознания было то, что мораль считалось первичной, а религия – вторичной: вопросы веры считались личным делом, в то время как малейшие нарушения моральных норм, церемониала и этикета сурово осуждались. «Для китайцев, – пишет В.В. Малявин, – жизнь есть прежде и превыше всего форма морального существования» [69] Малявин В.В. Китай управляемый. Старый добрый менеджмент. М.: Европа, 2007. С. 33. . Даже божества ценились, прежде всего, за приписываемые им моральные качества, а не за способность совершать чудеса. Неудивительно поэтому, что в Китае традиционная идеологическая доктрина выдвигала на передний план проблемы социальной политики и этики. Ее главная задача состояла в том, чтобы организовать жизнь общества в этом , а не в потустороннем мире. При этом совершенствование личности и общества, движение вперед осмыслялись как возвращение к истокам, к идеализированной древности, золотому веку, когда царили мудрость и справедливость.

В целом можно выделить нескольких общих постулатов и концепций, в контексте которых развивалась китайская социальная и экономическая мысль.

Первая концепция– инь и ян как противоположных и взаимодополняющих начал. Они не борются между собой, но взаимно дополняют друг друга, как вдох дополняет выдох.

Считалось, что мир возник из первозданного Хаоса, который также называли Единым дыханием, Великой пустотой, подразумевая под ней пустоту материнской утробы, которая внутри себя вскармливает все сущее. Творение мира есть результат самопроизвольного разделения единого Хаоса на два полярных начала – светлое ян и темное инь. Мужское начало ян соответствовало Небу, жизни, свету, активности. Женское начало инь ассоциировалось с Землей, смертью, тьмой, пассивностью. Каждое событие, вещь, явление, состояние человека рассматривались с точки зрения взаимодействия инь и ян. Символически это изображалось в виде круга с двумя полуизогнутыми половинами, похожими на запятые черного и белого цвета. Черная запятая олицетворяет женское начало инь , а белое – мужское начало ян. В центре белой запятой есть черная точка, а в центре черной – белая. Это символы «зародышей» противоположных начал. Если в темном полукружии будет все больше расти белая точка, то она превратит инь в ян, затем, наоборот, ян трансформируется в инь , и так до бесконечности. Этой трансформации посвящена так называемая Книга Перемен (И-цзин).

Один из компонентов этой концепции – представление об изменчивости мира, о переходе от одного полюса бытия ( ян ) к другому ( инь ), и наоборот. Мудрость, как говорил легендарный даос Чжуан-цзы, в том и состоит, чтобы улавливать мельчайшие изменения и действовать соответственно обстоятельствам. Это относится ко всему, в том числе и к ситуациям, связанным с благосостоянием. Как учили древние, «…нет радости, которая не сулила бы огорчений. Нет несчастья, которое не предвещало бы радости» [70] Хун Цзычэн. Вкус корней // Афоризмы старого Китая / пер. с кит. и сост. В.В. Малявин. М., 1988. С. 152. . То же и в отношении собственности: «Тот, кто много накопил, многого лишится» [71] Там же. С. 140. .

Таким образом, богатство и бедность представлялись ситуативными, и всегда могло произойти радикальное изменение имущественного положения. Тем более что объективные экономические, политические обстоятельства не гарантировали стабильности, а всесильная власть редко отличалась гуманностью. Все это, с одной стороны, препятствовало тому, чтобы собственность и богатство воспринимались как надежная опора в жизни, а с другой стороны, способствовало укоренению привычки «соответствовать моменту», разумно использовать все преимущества данной конкретной ситуации. Нужно было научиться полноценно и счастливо жить в любых обстоятельствах, а если потребуется, то приноравливаться к любым тяготам и лишениям. Отсюда акцент на практической пользе, конкретном счастье, столь характерный для всей китайской традиции. Хозяйская рачительность и бережливость издревле возводились в ранг основных моральных добродетелей. Эта установка сохраняется и в наши дни [72] По данным социологических опросов, проведенных среди студентов различных стран мира, наибольшее значение бережливости придавали китайцы, набрав 118 пунктов, в то время как, например, голландцы набрали 44 пункта, а американцы – 29 пунктов. См.: Малявин В.В. Китай управляемый… С. 32. .

В древней Книге Перемен (И-цзин) говорилось, что умеренность в личных расходах есть умение не наносить ущерба государственным богатствам, не вредить народу. Ведь если каждый будет роскошествовать, то дело неминуемо закончится разорением народа. Вот почему тот, кто жалеет и любит народ, должен быть бережливым. Бережливость, а в некоторые исторические эпохи даже показная бедность, были возведены в ранг государственных добродетелей. Некоторые императоры выходили на аудиенцию в одежде с заплатками. Им подражали и высшие сановники. Так и в КНР в годы «культурной революции» высшие государственные лица «щеголяли» своей скромностью.