Шарон Крич - Голоса океана [litres]

Мы связывались с цивилизацией почти каждый вечер, и Коди удивил всех, превратившись в настоящего короля любительского радио. Нужно знать очень много жаргона и постоянно быть внимательным, чтобы знать, что происходит вокруг. Наш позывной – «N1IQB Морская Подвижная», но на жаргоне радистов надо говорить «Новэмбер Один Индия Квебек Браво Морская Подвижная». Очень классно слушать, как Коди говорит на чём-то больше всего напоминающем иностранный язык:

– Это «N1IQB Морская Подвижная»… «Новэмбер Уан Индия Квебек Браво Морская Подвижная»… Конец связи.

Дядя Мо сегодня научил нас нескольким новым фразам. Больше напоминают кодовые слова:

QSL – «Вы меня слышите?»

88 – «Обнимаю и целую»

Вот как Коди говорил по радио.

Коди:

– Вас понял, это «N1IQB Морская Подвижная», выхожу на связь с «WB2YPZ Морской Подвижной», «Виски Браво Два Янки Папа Зулу», конец связи.

Ответ по радио:

– Вас понял, N1IQB, присылайте данные, конец связи.

Мы пока что не смогли связаться ни с кем знакомым, так что приходится просить по сети выйти на связь с кем-нибудь из Коннектикута, чтобы мы могли оставить сообщение или сделать телефонный звонок. Коди говорит, что большинство радиолюбителей на суше могут подключить телефон прямо к радиоприёмнику, набрать номер, а потом ты сможешь поговорить с кем угодно.

Голоса искаженные и неясные, но, когда всё работает, это кажется настоящим чудом; впрочем, работает всё не очень часто. Мы пытались дозвониться до моего отца, но безуспешно.

Когда Коди работает с радио, я так волнуюсь. Так хочется услышать знакомый голос! Но потом, когда время идёт, а связь не устанавливается, или голос плохо слышно, я так злюсь, что иногда даже хочется, чтобы мы вообще не пытались выйти на связь. И ещё мне до сих пор кажется, что мы жульничаем, выходя на связь с другими людьми.

Я сказала так дяде Доку, и он ответил:

– Что? Ты хочешь быть отрезанной от всех остальных? От всего мира?

– Я этого не говорила. Просто, ну, мы же должны всё делать сами.

Дядя Док сказал:

– Знаешь, Софи, полагаться на других людей – это вовсе даже неплохо.

Я думала об этом целый день. Я не знаю, почему мне кажется таким важным делать всё самой и не надеяться больше ни на кого. Я всегда считала, что это хорошо, но в устах дяди Дока всё выглядело так, словно я эгоистка. Не понимаю.

На обеде, в тот редкий момент, когда мы все одновременно бодрствовали, дядя Док сказал:

– Эй, помните, как мы однажды нашли резиновую шлюпку? Ну, когда мы были детьми…

Дядя Мо ответил:

– Ага! Голубую, да?

Дядя Стю вставил:

– Эй, я помню! Её вынесло на берег, да? И мы решили, что она теперь наша…

– И назвали её… помните, как мы её назвали? – спросил дядя Док.

Мо и Стю задумались. Потом Стю широко улыбнулся – по-моему, я впервые увидела улыбку на его лице, – и сказал:

– Знаю! «Голубой гуляка»! «Голубой гуляка», правильно?

Мо засмеялся:

– Точно! «Голубой гуляка»!

– А помните, – сказал Стю, – мы настолько обрадовались, что сразу залезли в неё, столкнули в воду и поплыли, хохоча как гиены…

– И хохотали так громко, что даже не заметили…

– …что нас относит всё дальше от берега…

Стю уже задыхался от хохота:

– А потом… мы поняли…

– …что у нас нет вёсел!

Они уже все смеялись. Поначалу я тоже смеялась, потому что они смеялись – было очень забавно видеть, как они веселятся. Но потом я перестала понимать, что такого смешного в том, что они оказались в шлюпке без вёсел, и у меня побежали мурашки – я представила, как они беспомощно дрейфуют и дрейфуют.

– И что произошло? Как вы вернулись обратно?

– Хм-м, – сказал дядя Мо. – Что-то не очень помню.

– Но как-то мы точно вернулись, – сказал дядя Стю.

Конечно, я должна была понимать, что они все спаслись, потому что иначе не рассказывали бы сейчас эту историю, но почему-то только после того, как дядя Стю сказал, что они вернулись на берег, меня охватила волна облегчения.

– А потом Бомпи… о, господи! – сказал дядя Док.

– Что? – спросил Коди. – Он вас отстегал ремнём?

– Бомпи? – удивился Стю. – Бомпи за всю жизнь на нас руки не поднял.

– Да, верно, – согласился дядя Док.

– Так что же сделал Бомпи, когда вы вернулись? – спросил Коди.

Дядя Стю ответил:

– Он отвёл нас в сарай и сказал: «Видите вот эти деревянные штуки? Эти деревянные штуки называются вёслами. Возьмите с собой пару штук, когда в следующий раз решите выйти в океан».

В устах дяди Стю всё звучало очень смешно, и они ещё долго сидели на палубе и смеялись. А мне пришлось спуститься в трюм, потому что из головы всё никак не шла картинка, как они дрейфуют в океане в шлюпке без вёсел.

Вчера я снова поднялась на мачту, на этот раз – на самый верх! Линь, держащий флаг, оборвался и застрял на вершине мачты, так что я привязала ещё одну верёвку к своей боцманской люльке, и Коди поднял меня наверх. Парусник болтало и качало, ветер был яростным, и я могла лишь держаться как можно крепче. Мы с ветром словно пробовали друг друга на прочность, и ветер говорил мне: «Ты сможешь, Софи? Спорим, не сможешь?!» А я отвечала: «Смогу, смогу! Смотри!» Иногда чувствуешь себя лучше всего, преодолев трудность.

А ещё мы заметили трещины на концах рей, там, где они сходятся вместе. Это большая проблема. Дядя Док сказал, что мы подлатаем их и будем надеяться, что трещины не пойдут вширь.

Ещё в списке больших проблем – опреснитель воды. Он тоже сломался. Никто точно не представляет, в чём проблема, но Брайан твёрдо вознамерился принять сегодня горячий душ, так что мы попробуем его починить. Кстати, если уж говорить о душе, мы все воняем! И на корабле тоже всё воняет.

Дядя Стю кричит, чтобы я шла к нему и помогла что-то починить, так что Сьерра-Оскар-Папа-Хотэл-Индия-Эхо – конец связи.

QSL?

88.

Мы качаемся и подскакиваем. Меня тошнит.

Позже

Стошнило.

Позже

Уже не тошнит.

Море, море, море. Оно толкается, и волнуется, и рычит на меня.

Ветер завывает со вчерашнего заката, и мы уже с большим трудом справляемся. Когда ветер впервые усилился, мы зарифовали грот, опустив его и привязав верхнюю часть к нижней, чтобы парус был меньше, а потом собирались рифовать бизань, но тут сломалась рея на грот-мачте. Мы боялись, что так и случится.