Шарон Крич - Голоса океана [litres]

С дядей Стю вообще интересно получается. Сейчас, когда у него куда больше забот, чем раньше, он словно стал спокойнее и добрее.

Когда дядя Стю спрашивал меня о моей ноге, он сказал:

– Быть родителем странно. Чувствуешь, что отвечаешь за всё, и беспокоишься за детей так сильно, что иногда вообще не можешь нормально думать. Но иногда понимаешь, что многие вещи просто нельзя контролировать и нужно просто надеяться, что всё пойдёт нормально.

Он посмотрел на Брайана, который составлял очередной список, сидя на камбузе.

– А иногда, – сказал дядя Стю, – нужно просто отпустить детей и молиться, чтобы они справились сами.

Я понимала, о чём он говорит, но мне стало интересно, можно ли то же самое сказать о детях: что иногда некоторые вещи нельзя контролировать, а иногда надо что-то отпустить. Может быть, даже отпустить родителей. Но потом у меня в голове заварилась каша, и я перестала понимать, где я и почему я вообще здесь.

Мы с Коди снова выходим на вахту вместе, так что начали разговаривать о произошедшем. Я не знаю, понимает ли кто-нибудь ещё, насколько сильно Волна изменила нас обоих, потому что, за исключением дяди Дока, никто её не видел и не почувствовал первого удара, который раздавил нас, словно щелкунчик давит орех.

А я всё думаю про тот сон о волне, который мне часто снился. Самое странное – то, что волна из снов была как раз такой же Волной: той же высоты, той же формы. Единственная разница была в том, что в моих снах волна была чёрной, а эта волна была белой.

В моих снах я всегда была на земле, обычно играла на пляже. Помню, что в одном из снов я увидела приближение волны ещё издалека и начала торопливо складывать мешки с песком, чтобы сделать барьер. Не могу отделаться от ощущения, что волны из моих снов были предсказанием моей встречи с Волной в океане.

А теперь у меня новые сны, куда хуже. В них я не на земле, а на лодке, волна налетает, подхватывает меня и уносит далеко-далеко, а когда я просыпаюсь, мне кажется, словно я всё ещё плыву в открытом море.

А ещё я придумываю списки всяких вещей, которые хочу сделать, скорее-скорее. Я хочу научиться ткать – своими руками собрать станок и ткать шёлковую материю, как мама. Я хочу полетать на воздушном шаре. Прыгнуть с парашютом. Пройти пешком по Аппалачской тропе. Проехать тысячу миль на горном велосипеде. Сплавиться на каноэ по длинной-длинной реке и периодически разбивать лагерь. Лазать по горам. Построить домик на острове, как та женщина с собакой на Гран-Манане.

А ещё я хочу взять с собой других людей. Бомпи, и Коди, и дядю Дока. Моих родителей. Даже Брайан и дядя Стю пусть приходят.

Может быть, ходьба под парусом вернётся в мой список после того, как мы доберёмся до Ирландии. Сегодня вернулись дельфины, они прыгали и кувыркались, и я смеялась. Это было словно приглашение: «Давай, Софи, повеселись на море».

Коди сказал, ему кажется, что мы накопили энергию в первой части путешествия – стали сильнее, запаслись энергией, – и, когда налетела волна, эта энергия стала защитным слоем, который обернулся вокруг нас и спас нас. Это примерно настолько же логично, как и всё происходящее в последнее время.

А ещё Коди сказал:

– Знаешь, что? Когда налетела эта волна, знаешь, о чём я подумал, когда меня накрыло водой? Я подумал о Бомпи…

– И я тоже! – ответила я. Я совсем об этом забыла, пока Коди не напомнил. – В середине волны, когда я подумала, что меня уже выбросило за борт и я под водой, я вспомнила, как Бомпи пытался выплыть – в реках, в океане…

– И я тоже! Странно, правда? – спросил Коди. – Знаешь, что я говорил себе под водой? Я говорил: «Но! Но!»

– И я тоже. Как странно.

– Может, мы с ума сходим, – сказал Коди.

Вчера вечером мы с Коди устроили очень серьёзный разговор о Жизни. Мы предполагали: а что, если люди никогда не умирают, а просто живут и живут, переходя на новые уровни? Когда ты при смерти, то умираешь на одном уровне, так что все, с кем ты был, думают, что ты мёртв, но ты – ты, который в тебе, – не перестаёшь существовать. Ты продолжаешь жить, как обычно, и тебе просто кажется, что ты счастливо избежал гибели. Мы спрашивали: а что, если каждый из нас – не один-единственный человек, а множество людей, живущих на миллионах разных уровней, словно линия, которая разветвляется и разветвляется, но всегда сохраняет один центральный ствол.

У меня от всех этих размышлений голова разболелась, а потом Коди сказал:

– Ночью в океане люди начинают думать о странном. Давай больше не будем думать. Давай жонглировать.

И мы стали жонглировать мокрыми носками.

Отец не орёт на меня и всё спрашивает, в порядке ли я. Я хочу поговорить с ним, но не знаю, как и что ему вообще сказать.

Вот что интересно: как так получается, что ты не замечаешь, что проходит время, даже не думаешь, что как-то меняешься, а потом вдруг раз – и понимаешь, что сегодня думаешь уже не так, как вчера, и что ты уже совсем не такой, какой был вчера, или на прошлой неделе, или месяц назад?

Мне кажется, словно я всю жизнь спал, и сейчас я жалею, что не задавал постоянно вопросы, как Софи, и мне хочется знать больше. Но, хотя я об этом и думаю, я не знаю, как превратиться в человека, который задаёт вопросы и знает больше.

А отец… я видел его практически каждый день своей жизни, и вдруг он превратился для меня в незнакомца. Я ничего о нём не знаю. Не знаю, где он родился, что делает на работе, откуда у него шрам на лбу.

Все говорят о том, как бы добраться до Ирландии, но я чувствую себя как-то странно, словно мы на самом деле туда не доберёмся, или это я не готов туда добраться. А что будет с Софи, когда мы приедем к Бомпи? Может быть, это одна из причин, по которой я не хочу к нему ехать. Я боюсь за Софи.

А ещё мне интересно, откуда Софи знает истории Бомпи, и вообще, действительно ли это истории Бомпи, и если это правда, так рассказывал ли он ей только те истории, где он боролся с водной стихией, и если да, то почему?

А потом я вспомнил одну из историй Бомпи, в которой вообще не было воды. Рассказ о его умирающем отце. Вчера ночью мне приснилось, как Бомпи рассказывает мне эту историю, а проснувшись, я пошёл искать отца. Он лежал на койке, и я тыкал его в бок, пока он не проснулся.

– Просто проверяю, – сказал я.

Коди, Док и я рано утром несли вахту, и тут Коди закричал:

– Вон там… ахой!

Я вгляделась в темноту.

– Что? Где?