Александр Курляндский - Город неудачников

Эту историю я написал совсем недавно. Она про меня, про того меня, каким я был в детстве.

Я помню, как мне не везло, как все надо мной смеялись, как мечтал я попасть в город Неудачников, где живут такие же, как я, простые неудачники.

Я не знал, что такой город есть. Я понял это потом, когда стал взрослым человеком. И тогда я осуществил свою мечту. Побывал в городе Неудачников.

И свои приключения описал в этой повести.

Пусть никого не удивляет, что в этой истории мне всего двенадцать-тринадцать лет. В жизни и не такое бывает. Если понимать, что жизнь не только то, что происходит с тобой сейчас, а и то, что происходило раньше, и не с тобой, и будет происходить. И в мечтах мы часто возвращаемся в свое детство или, наоборот, воображаем себя взрослыми — и все это тоже жизнь, такая же настоящая, как та, что происходит на самом деле.

Поэтому все, что я написал в этой повести, — правда, самая настоящая, подлинная правда.

А кто не верит, может сам в этом убедиться. Для этого достаточно пойти на любой вокзал, купить билет и отправиться в город Неудачников.

«…лаванда, горная лаванда,

наших встреч с тобой…»

Это телевизор. Он за стеной, в другой квартире, но кажется, что поют здесь. У нас такая слышимость, что мы все друг о друге знаем. Живем одной семьей.

Иногда это хорошо. Иногда — плохо. Папа из-за «слышимости» не может защитить диссертацию.

Это — хорошо. Не было бы слышимости — не на что было б валить. На самом деле папе не дает хода начальник. У всех начальники как начальники.

А у папы — глупый и завистливый. Папа делает за него всю работу, а он только получает зарплату.

Вот он и не хочет, чтоб папа защитился и от него ушел.

«…мы получили письмо от работницы камвольной фабрики…» Это там, за стеной. А здесь — папа сидит над диссертацией и делает из скрепок цепочку.

Потом он раскручивает ее над головой, как лассо…

А я лежу на диванчике, под сиреневым обойным пятном, и думаю о своей неудавшейся жизни.

«Может, это наследственное? — думаю я. — Может, я неудачник, потому что папа и мама у меня такие?»

Мой папа мог полететь в космос. Он работал в фирме по ракетам. Но ему не повезло. Однажды, когда он шел на работу, какой-то мужчина сломал ногу. Папа вызвал «скорую помощь», но она долго не приезжала. Папа не мог оставить человека

в беде и опоздал на испытания. Потом, когда папу простили и прошло много времени, выяснилось, что этот человек был иностранец. Он написал в своей газете, какие у нас замечательные люди и какие скользкие тротуары.

Работа у папы была секретная, о каждой встрече с иностранцами он должен был докладывать.

А тут он ничего не доложил. Он думал, что это не иностранец, а латыш. Кому интересно, когда латыши ломают ноги?

Папу вызвали для объяснения и стали задавать вопросы.

Папа ответил, что он не знал, что это за человек: «На ноге у него не написано…»

И все бы, наверное, обошлось: папу ценили. Но в тот день американцы успешно испытали космический паром, и на папиной работе было жуткое настроение. Кому приятно, когда тебя обходят?..

Папе вспомнили плохую общественную работу, билеты на матч «Карпов — Каспаров», которые он забыл в камере сгорания…

Папа ответил, что лучше б они вспомнили не о билетах, а о самой камере, которая нуждается в серьезной доработке. Страсти накалились, папа вспылил и подал заявление об уходе с работы.

Мама не сказала папе ни слова. Она преподавала музыку в английской школе для особо одаренных.

Среди особо одаренных был один мальчик, дедушка которого очень часто появлялся на фотографиях в газете. Если бы мама поговорила с этим дедушкой, то папу не освободили бы от занимаемой должности.

Мама долго думала: поговорить или не поговорить?

У нее на этот счет были свои принципы.

Наконец она решила поговорить. Но тут освободили от занимаемой должности того дедушку.

Все эти события совпали еще с приездом моей бабушки из Томска. Дом ее сгорел во время взрыва цистерны, которую шофер оставил у палисадника.

Еще он оставил в кабине цистерны недокуренную папиросу, от чего и произошел взрыв.

Бабушку я очень любил. До самой ее последней минуты, когда она провалилась в люк. То ли ограждения не было, то ли очки, которые ей выписали, оказались чересчур слабыми.

Мама заболела сердцем. К нам стали приезжать врачи. После них оставались красивые, словно елочные игрушки, ампулы. Потом выяснилось, что ампулы эти сняли с производства — они плохо влияли на почки. Мама, несмотря на это, выздоровела, а мы получили на новой папиной работе квартиру. Но нам не повезло с проектом. Дом был после капитального ремонта — и не предусмотрели лифт. Потолки высокие, под четыре метра.

Наш четвертый все равно что шестой. После каждого подъема мама долго держится за сердце, сидит в кресле, пьет капли. А однажды я слышал, как она сказала папе, что

лучше б она вышла замуж за Прохоренко, уехала бы с ним работать за границу, он

бы сдувал с нее пылинки, вместо того чтоб тащиться с сумками на

наш четвертый этаж. Папа ничего не ответил. Он делал из скрепок

цепочку. Нанизывал одну скрепку на другую, цепочка становилась

все длиннее и длиннее, пока коробка не опустела…

Каждый год, в начале лета, когда надо собираться в лагерь, у нас отключают воду. Не всю… Холодную оставляют. Хочешь — мой голову, хочешь — стирай белье. Мама не хочет, чтоб я мыл холодной водой голову, — я и так часто простужаюсь, и отправляет меня мыться к бабушке, на Волочаевскую. Моя вторая бабушка — бывшая учительница по литературе. Сейчас она на пенсии, но живет полнокровной жизнью. Ходит в театры и всегда меня проверяет. Не повезло мне с бабушкой…

— Садись, подвезу.

Дядя Витя жил на одной площадке с бабушкой и очень с нею дружил. У бабушки был телефон, а у дяди Вити — нет!

— Мыться?..

Дядя Витя засмеялся моему удивлению:

— У тебя мочалка торчит!

Дядя Витя стал рассказывать, какие он купил рассады, как он пристроит к своему домику веранду — теперь можно… Дядя Витя очень хозяйственный.