Петр Казаков - Тропой легенды

«Не из этого ли „передового поста“ Тарас-проводник? — подумал Федя. — Не может быть, чтоб он связался с…»

Когда московские школьники отправлялись в далекую дорогу, Федя Прибытков полагал, что дорога эта будет такой же спокойной и размеренной, как утренняя гимнастика под радио. Все было за это: и тщательно составленный план на время похода и строго распределенные обязанности между участниками экспедиции. Присутствие старших — Сашко и товарища Миши — уберегали от всяких случайностей, не то что когда он пытался разыскать клад один, без поддержки друзей. А на деле вышло иначе. Права оказалась Инка, считавшая, что впереди будет много приключений. Ей с азартом вторили Кама и Олег:

— Ну что за путешествие без приключений!

Зарубин, посмеиваясь, обещал:

— Погодите, хватит на всех…

И приключения начались сразу же. Поезд еще не пересек черту Москвы, а отряд столкнулся с первым не предусмотренным планом событием: неожиданно пришлось брать с собой Степанчика. Потом чуть не утонула в болоте Кама. А тут еще и «передовой пост» и Тарас-проводник!

Не слишком ли много приключений? Как бы они не увели отряд от основной цели экспедиции…

Решив, что этого он ни в коем случае не допустит, Федя взвалил на плечи рюкзак и встал в голове отряда.

Следующая стоянка экспедиционного отряда пионеров была в селе Гришайлове. На отдых москвичей поселили в пустующей летом школе-семилетке.

Перед отбоем в одном из классов собрался штаб отряда. Подводили итоги, обсуждали дальнейший маршрут. От Болочиска до Гришайлова ребята пешком и на попутном транспорте преодолели 106 километров. Теперь они находились в самом центре бывшего партизанского района. Отсюда открывались дороги к Подгайцам, Жовтеню, Тысмяннице и к другим городам и местечкам.

Сашко давал задание. Обработать собранный материал поручалось Ине и Тане. Разработать дальнейший маршрут — Феде и Коле. Кама и Касым должны были привести в порядок коллекции для школы, Олег с утра направлялся в местный колхоз договориться там о закупке продуктов. Степанчику следовало не прерывать радиосвязь с Москвой и украинскими пионерскими дружинами.

Кажется, все было предусмотрено, но штаб еще долго не расходился. Ждали товарища Мишу, уехавшего в районный центр по делам. Федя знал, какие это «дела», и беспокоился больше остальных. Он глаз не спускал со Степанчика. Тот заметил это и напрямик спросил:

— Ты, Федюк, влюбился в меня, что ли?

— Влюбился, — мрачно ответил Федя.

— Непонятно что-то, — приглаживая свои белые волосы, улыбался Степа, — то протестовал, чтоб я с отрядом ехал, то…

Федя наконец отвернулся от него, махнул рукой и ушел на дорогу встречать Зарубина. Тот приехал лишь к вечеру.

— «Передовой пост» — это Витька Шапиро, — под возгласы удивления большинства путешественников сообщил товарищ Миша.

— Забрать его — и всё! — вспылил Касым.

— За что? Противозакония в поступках Шапиро пока нет. Мы не монопольно изучаем историю отряда Прибыткова. Вот, например, мне сказали, что в поход ушли и курупчинские пионеры. Свой маршрут они согласовали с райкомом комсомола.

Коля, довольный, потер руки:

— Ага, поднялась ребятня. Ну, если у нас будет столько помощников, успех можно считать обеспеченным! Точка!

Федя, наоборот, был обеспокоен. Возможно, случится так, что самые интересные материалы, да и сам клад, в который он беспредельно верил, окажутся в других руках.

Расходились поздно. Оставшись один, Федя долго думал над тем, что занести в дневник.

Он подошел к окну. На дорожку в школьном дворике упала короткая тень. Внизу стояла девочка. Заслышав стук оконных створок, она отшатнулась. «Местная», — решил мальчик и удивился любопытству, с которым ребята украинских местечек встречали экспедицию москвичей.

Вышедшая из-за посадок луна снова на секунду вычертила на земле быстро уходящий в темноту силуэт. Не раздумывая, Федя выскользнул из окна и кошачьей походкой прокрался за ограду школы.

— Инка!

Девочка бросилась бежать. Догнать ее, конечно, для такого бегуна, как Федя, было пустяком. Запыхавшись, он схватил Ину за плечо, повернул к себе. На миг блеснули холодные, светлячковые глаза. На дорогу упала коробка.

— Почему одна? — поняв в чем дело, спросил Федя, помогая собирать рассыпавшиеся карандаши. — Ведь страшно, наверное?

— Жутко! — с дрожью в голосе согласилась Ина. — Но это-то и хорошо…

Она пошла впереди. Скоро минули окраину села, вышли на огороды. Там господствовала огромная серебряная луна. Небо было сизым, сказочно бездонным. Кто-то словно продырявил его, и через каждую дырку на землю глядели луны-малютки.

— Вот он! — шепотом сказала Ина, протянув руку вперед.

На краю оврага в беспокойной позе застыл старый-престарый осокорь. Его седая, словно посыпанная алюминиевой пылью, разлохмаченная крона четко выделялась в лунном сиянии.

Как зачарованная, полными восторга глазами смотрела на дерево Ина.

— Я хотела посмотреть, каким он будет ночью.

— Ну и ничего особенного, — вгляделся Федя. — Осокорь, одним словом. Обиженное природой растение. Дряхлеет.

— Ничего-то ты не понимаешь, Феденька… Это же отец всех! Ты видишь, сколько растет маленьких осокорят с его южной стороны. Они защищены от холода широко расставленным стволом. Это еще днем Кама подметила. Мудрое дерево! Знаешь, свой рисунок я назову «Мудрец».

Осокорь Феде и впрямь не нравился. Во все стороны от корявого, с наростами бородавок, ствола отходили колючие побеги: дерево словно ощетинилось против всего на свете.

— Единоличник твой мудрец, индивидуалист он, вот что!

Ина села на землю. Федя примостился рядом, смотрел на ее пальцы, ловко обхватившие карандаш, на низко склонившуюся над блокнотом голову с рассыпавшимися по плечам косами.

— Какой же это индивидуалист — мой осокорь? — вполголоса спросила Ина. — Правда, стоит один, но он самый первый вырос тут! А недоверчивый он потому, что его, наверное, часто обижали: рубили, выдирали корни…

Федя никак не мог согласиться с юной художницей. Талант талантом, но надо и меру знать: спорить с человеком, который гораздо больше пережил, больше видел!

— «Отец»! — как можно злее и обиднее рассмеялся он. — Видишь, один осокоренек отбился, как твой братец. Ты посмотри внимательнее!

Ина отодвинулась. Федя мысленно выругал себя за несдержанность. Плечи у девочки слегка вздрагивали. Он вскочил на ноги, торопливо сбросил куртку:

— Надень!

— Отстань.

— Ничего, надень, — настаивал мальчик. — Кто за тобой смотреть будет?

— Спасибо. — Ина позволила Феде набросить на себя куртку, вздохнула: осокорь больше не интересовал ее.

Возвращались той же тропинкой. У школы Ина показала Феде язык и с разбега прыгнула на крыльцо. И только она исчезла в дверях, как к Феде неслышными шагами подкрался Олег.