Сергей Иванов - Исчезнувшие зеркала

— Ну что? Всё в порядке?

Наташа в ответ покачала головой, взяла Таню за руку, и они пошли вдоль по улице. Таня видела, что Наташа не только расстроена, но и смущена: ей как будто неудобно было перед третьеклассницей. Таня ещё раз незаметно посмотрела на бульдозеристку-экскаваторщицу. Точно! С таким лицом шла Наташа, будто набедокурила и теперь ей стыдно признаваться.

Это как раз хороший и редкий признак, когда взрослые стесняются ребят. Обычно-то чего бы ни сделали, а всё равно: «Я прав». И Таня подумала: «Почему это такие, как Наташа, бывают среди бульдозеристов, а среди пионервожатых почти никогда!»

— Может быть, мороженое купим? — спросила Наташа, потому что они как раз проходили мимо киоска, а в такую погоду, если и можно чем-то настроение поднять, так только мороженым.

У Тани вообще-то лежал в кармане рубль. Но эти деньги ей оставили совсем на другие цели.

— Да есть у меня! — Наташа махнула рукой. Мол, о том ли сейчас надо думать, в такой неприятный момент.

Известно, что у ребят бывают неприятности, которые они среди своих могут объяснить, а взрослым — никак. Потому что стыдно. Но, оказывается, и у взрослых бывают такие же неприятности, которые своему, взрослому, вроде ничего, растолкуешь, он тебя по-взрослому поймёт, а ребёнку — буквально язык не поворачивается!

Вот сейчас в таком положении и была Наташа.

К начальнику ей удалось «пробраться» без особенного труда. Из проходной позвонила в отдел кадров — как будто устраиваться на работу. Ей выписали пропуск, потому что этому предприятию шофёры и бульдозеристы требовались, да ещё как! Но пошла Наташа не в отдел кадров, а прямо к директору. Сказала секретарю:

— Я по вопросу трудоустройства. Мне нужно лично у директора кое-что выяснить. Я только на пять минут.

Ну, посидела, конечно, немного, подождала, когда директор освободится. А секретарша же знает: люди предприятию позарез! Подумаешь, пусть даже она пять минут директорских оторвёт, а зато будет у них работать!

И вот Наташа вошла к директору, показала Алёшкины карточки. Директор удивлённо посмотрел на неё:

— Ну правильно, бывший наш… А что такое случилось-то?

— Да ничего! — Наташа пожала плечами. — На нём ещё работать можно!

— Отработал он своё, — спокойно возразил директор. — Всё полностью, что по техусловиям указано. И мы его сактировали!

Таня Смелая перестала лизать мороженое и вопросительно посмотрела на Наташу.

— Ну, понимаешь, это людям не определяют, кто сколько проживёт. А машинам инженеры устанавливают срок: через сколько времени работы ремонт, через сколько — на выброс.

— А что это: «сактировали»?

— Значит, составили акт, бумагу написали, что машина состарилась!

Дальше Наташе совсем трудно было объяснить, что ещё говорил директор.

— Я бы мог вам, милая девушка, больше вообще ничего не объяснять. Но я вам всё-таки растолкую. Вы человек-то ведь взрослый, да? По крайней мере кажетесь таковым! Карьер закрыли по решению районного Совета. Бульдозеры нам вообще больше не нужны. А этот как раз можно было списать. Экскаваторщику шестьдесят два — ушёл на пенсию. Нам вместо недостающей единицы дали новую. Причём поливальную машину. Теперь она ваши же улицы освежает. А так мы бы её ждали ещё лет пять!

Таня слушала Наташин рассказ и не понимала. Вот увидит её Алёшка, станет спрашивать. Что она, действительно, скажет-то?

— Да на этом экскаваторе работать некому, — пыталась растолковать Наташа и таким голосом, как будто она уже немного устала объяснять. — Он им вообще не нужен.

— И что же мы теперь делать будем.?

— Не знаю. — Наташа пожала плечами. — У меня вообще-то отпуск кончается.

— Далеко уезжаешь? — спросила Таня вежливо.

— На Кольский полуостров! Я ПТУ как закончила, вот туда и распределилась.

Таня не очень знала, где он такой — Кольский. Похоже, что где-то на севере, название потому что зимнее, ледяное: Кольский — скользкий.

Надо было расставаться, надо было говорить: «До свидания». Наташе тоже стало как-то неудобно. Может, и потому ещё, что под конец, не зная, что больше сказать, она будто даже стала немного оправдывать этого директора.

— Есть у тебя клок бумаги?

Нашёлся у Тани в сумке автобусный билет: урны редко встретишь, и билеты иной раз залёживаются. Теперь вот пригодился!

— Ну прощай! — Наташа быстро написала на билете свой телефон. — Я ещё тут пробуду три дня. Если чего… — Она улыбнулась. — Пока. Слушай, а может, вам правда его сдать на металлолом? Будет польза.

«Ни за что я тебе не позвоню», — думала Таня. Невозможно было представить, как они ломают бедного «экса», валят его бока и кости на грузовую машину. А та стоит, озирается: вот и на меня также нападут когда-нибудь. А «экса» уже не существует, уже нету в живых!

А им ещё за это премию выдадут!

Алёша Пряников сидел с перевязанной головой, но было понятно, что ему уже не больно. Слушая Таню, он сильно удивлялся, это правда, но не сильно расстраивался! Не вышло так не вышло — подумаешь. Он же давно сказал: это дело взрослое. Известно, например, что берут вполне хороший, даже, может, отличный для кого-то телек и пускают под пресс. Спрашивается: зачем? Его починить, он ещё сто лет будет показывать. Ответ: аппарат морально устарел!

Что это такое «морально», по правде говоря, было не совсем ясно. Но аллах с ним, с этим «морально», главное — устарел! Зачем тебе смотреть в хилый чёрно-белый экранчик, когда сколько хочешь цветных да ещё и с большими экранами. Так же, наверно, и с этим «эксом»… Но главное, для Алёшки экскаватор совершенно не был живым существом, как для Тани.

Однако Алёшка ведь был человек умный. И притом он был совершенно не злой. Он кивал в ответ на Танины грустные и растерянные слова. Он и сам говорил грустным голосом, что, мол, очень жаль, да, видно, уж никуда не денешься!

Таня повздыхала ещё.

— Ладно, Алёш, пойдём…

— Куда пойдём?

— «Эксика» охранять.

Что мог ответить ей Алёшка? Боюсь? Неохота?

— А потом чего-нибудь ещё придумаем.

Уж то, что Таня «чего-нибудь ещё придумает», — в этом можно было не сомневаться. Алёшка сидел нахмуренный, но изо всей силы делал вид, что он лишь задумчивый. А может, ему и правда стоило немного побыть задумчивым — надо же что-то предпринять, а то как миленький пойдёшь в лесные дебри. Вообще там поселишься — Таня, она такая!

— Сейчас, — сказал он, — сейчас голова немного пройдёт, — и потрогал повязку.

— Я могу и одна пойти! — Таня произнесла это таким ужасным голосом: мол, раньше не болела, а теперь вдруг…

— Спокойно! — крикнул Алёшка. — Я что тебе, нарочно ударился?

— Не нарочно. Я и не говорю…

— У меня что ж теперь, и приступа не может быть?

Но тут Алёшка понял, что, если даже он и по-настоящему начнёт ссориться, это всё-таки займёт не больше, чем полчаса. А потом всё равно придётся идти. Или Таня пойдёт одна.