Эдуард Салениек - Белочка Майга

Госпожа Чадур тащится через сад. Голова трещит… Голиафа не трогай! Белочку тоже…

В дверях гостиной ей попадается хнычущая Герта. В безумной тоске, в злобе мать вдруг ударяет её так, что девчонка летит через всю комнату и, падая, сбивает столик с патефоном.

Молодые осины на опушке вытянулись. У Голиафа на лбу за прошедший год прибавилась ещё одна морщинка. Белочке уже сравнялось девять. В это лето ей вручили пастушеский кнут.

Сегодня Белочка, нарвав на лугу цветов, вьёт венки. Коровы лежат в жидкой тени одиноких полевых берёз и лениво пережёвывают жвачку. А овцы уставились на пастушку, словно размышляя: не перепадёт ли что-нибудь вкусное?

Из хлебов вылезает большой серый кот с чёрными ушками — бабушкин любимец, бессменный дежурный по кухне. Он уже давно удрал от Чадуров, но почти каждую неделю приходит на пастбище к Белочке.

— Мурлисик-Гурлисик! — радуется девочка. — Давно ты у меня не был. — Прижав в себе кота, она гладит его нежно и расспрашивает: — К кому же ты теперь пристал? К Дзе́нисам или к дяде Адаму? Смотри, какой жирный! Э, нехорошо… Наверное, совсем перестал охотиться на мышей, всё норовишь к блюдечку с молоком. А потом уляжешься под кровать и мурлычешь. Шевелись, дружок, двигайся побольше!

Бух! — к пастушке подкрался белый барашек и толкает её в спину.

— Подожди, Буй! — отмахивается от него Белочка. — Надо же мне потолковать со старым другом. — Она с грустью смотрит в кошачьи глаза. — Помнишь, Мурлис-Гурлис, как мы в последний раз ели блины? Помнишь нашу славную повариху — бабушку?

Неожиданно Мурлис-Гурлис, словно испугавшись чего-то, вырывается из её рук. Белочка оглядывается: в чём дело?

Дряхлый старичок вышел из кустов и тащится в сторону стада. У него большие седые, отвисшие усы. За плечами тощий мешок, на голове помятая шапчонка, пальтишко — ну и рвань!..

К чему ему, интересно, такая толстая палка? И так ни одна собака не бросится на это чучело огородное.

— Барышня, разрешите отдохнуть у вас? — Нищий устало опускается на траву, рядом с озорным барашком, — тот даже не пошевелился. — Не завалялась ли у тебя в торбочке лишняя корка? — Старичок просительно улыбается.

Белочка роется в торбочке, достаёт оттуда ломтик сыра — твёрдый, как осколок камня.

— Вот, дяденька! Не знаю только, как вы его разжуёте.

Старичок, пряча сыр, успокаивает:

— Спасибо. Оставлю на потом. Размочу в Дабрите, сгрызу помаленьку… А у вас на усадьбе, видно, добрая хозяйка, если для пастуха сыра не жалеет.

Белочка вспыхивает:

— Была бы у вас такая… и месяца бы не выдержали!

— А не шутишь ли, доченька? Вишь, коровки лежат себе, пастушка венками пробавляется… Я бы тоже не отказался от такого житья.

— Что вы знаете про мои венки! — ёжится Белочка. — Может, они у меня для могилок?

Старичок, словно что-то вспомнив, ощупывает карман, вытаскивает оттуда письмо.

— Тьфу, нечистая сила, чуть не забыл. Иду по тропинке… Тут, откуда ни возьмись, осы жужжат сердито. Я испугался: вдруг ужалят? Опустил пониже голову — глядь, у вяза что-то белеет. Нагибаюсь, поднимаю — письмо! Вероятно, письмоносец у вас безголовый — обронил.

— А вот когда моя мамуся была почтальоном…

— Прочти-ка лучше, кому оно адресовано. — Старик протягивает письмо Белочке. — Занесу по дороге.

— Я, дяденька, теперь не умею читать, — грустно признаётся Белочка. — Что умела — позабыла…

Старичок снова ощупывает карманы, вынимает очки. Они, пожалуй, постарше его самого. Одно стёклышко треснуло, дужки отломаны, вместо них проволока. Водрузив очки на нос и придерживая пальцами, чтобы не свалились, он начинает:

— По… по… поч-та… С-и-си-си-по… Си-по-лай-на. М-а, Май-ге… М-е-ме… Мелнис… Гм, никогда о такой не слыхал.

Девочка подскакивает:

— Так ведь это я — Майга!

— Написано: Майге Мелнис.

— Я же говорю: я и Майга, я и Мелнис.

— Сразу два имени! Может, у тебя и ещё какое есть в запасе?

— А как же! Меня все зовут Белочкой. А хозяйка то Крысой, то Жабой.

— А-а-а!.. Ну как, почитаем, что там, в письме?.. Или лучше твоей хозяйке отдать?

— Нет, нет, дяденька, хозяйке — ни за что!.. Читайте, читайте, пожалуйста!

Старичок вскрывает конверт, вытягивает поудобнее онемевшие ноги, поправляет очки, откашливается и уж потом, сунув нос к самой бумаге, начинает читать:

— «Дочурка, я жива и здорова. Ежедневно говорю ветру: передай привет в Сиполайне моей Белочке. Не плачь, дочурка! Когда уж очень туго приходится — топни ногой и крепись.

Потерпи — мы победим! Не говори никому, что получила моё письмо. Будь здорова. И никогда не забывай, что ты дочь коммуниста. Целую крепко. Твоя мама Милда Мелнис».

Прочитав письмо, старичок бережно складывает его.

— Дяденька, дяденька, — умоляет Белочка, — прочитайте ещё раз. Может, вы не всё правильно прочитали — у вас ведь глаза уже слабые. Может, ещё какое словечко. Может, где-нибудь сбоку приписка.

— Всё прочёл. Всё понятно, всё ясно и точно.

— Дяденька, отдайте письмецо… Оно же моё!

— Зачем тебе — ведь ты неграмотная. А мне сгодится — для самокруток.

Он хочет порвать на кусочки письмо. У Белочки вспыхивают глаза, она бросается к старику:

— Отдайте! Отдайте!

Одной рукой Белочка хватает письмо, а другой невзначай зацепила за седой ус… и тотчас же отшатывается в страхе: ус оторвался и болтается в её руке.

Без усов старичок уже не старичок. Даже глаза у него посветлели. Не юноша, конечно, но и вряд ли намного старше кузнеца Петера.

Придя в себя от изумления, Белочка предлагает виновато:

— Дяденька, я покараулю на горке, а вы снова… Ну, опять старичком.

Дяде это нравится.

— Сильная девчушка! — смеётся он.

Белочка всё же успела выхватить из дядиных рук письмецо мамуси, и теперь, разглядывая его, она чувствует, как сердце охватывает ледяной холод, словно её вышвырнули из жаркой бани на декабрьский мороз. Чистая бумага! Ни слова, ни буквы, ни закорючки на письме. Дядя просто дурачился, зло шутил.

— Дядя. Вы… Вы обманщик! — выкрикивает она. — Самый настоящий обманщик!

Слова грубые, но тот и не думает обижаться. Знак рукой, и Белочка снова опускается рядом с непонятным гостем.

— Зови меня дядей Ва́нагом, дружок. И успокойся: я тебя не обманул. Маму твою я видел, ну, вот как сейчас вижу тебя. У нас… Словом, мы с ней заняты одним делом…

— Но стрелять-то вы стреляете не из одной винтовки?

— Отлично сказано! — Дядя Ванаг, смеясь, пожимает руку девочки. — Такой умнице я могу ещё почитать… Не бойся, Милда Мелнис подпишется под каждым моим словом. — И он продолжает читать, держа перед собой чистый лист: — «Майга, я верю, что ты никому не скажешь ни словечка. Я давным-давно в партизанах. В нашем отряде меня очень любят. Бабушка звала тебя Белочкой, а друзья прозвали меня Осой. Жди и знай: мы победим!»