Михаил Колесников - Экспедиция идет к цели [Приключенческая повесть]

— Да, циркуляция воздуха слабая. Но я что-нибудь придумаю, — шутил он. — Ом мани падме хум, ом мани падме хум, хочу прохлады!..

— Зря стараешься. Волшебник из тебя никудышный! Целый вагон костей динозавров проворонил, а теперь гоняйся за ними…

— Так откуда мне было знать, что подохшие семьдесят миллионов лет назад твари умеют бегать?!

Разговаривать не хотелось. Они умолкли, сделались безучастными ко всему окружающему.

Бесконечно тянулся день.

Они шли и шли по накаленной добела пустыне, сквозь колеблющиеся горячие миражи, шли, уже ничего не соображая, отупевшие от жары. Шли и не заметили, как оранжевый диск солнца затянулся седой дымкой. Сразу небо потемнело. Казалось, в десяти шагах обрывается мир, а дальше — серебряная пустота. Неожиданно грянул гром. Первые крупные капли дождя упали на землю.

— Скорее наверх! Скорее! — закричал Лубсан.

Под яростным ливнем верблюды стали взбираться вверх сухого русла, вдоль которого они до сих пор шли. Через несколько минут внизу уже стремительно несся мутный бурлящий поток. Подмытая земля с плеском падала в воду. А вода все прибывала… Образовавшаяся река, сплошь покрытая клочьями пены, со страшной силой сокрушала все на своем пути.

Лубсан и Цокто растянули брезент, устроив из него подобие огромной чаши, и вскоре эта чаша наполнилась холодной дождевой водой. Сверкали молнии, раскаты грома сотрясали небо и землю. Все промокли до нитки. Путники лязгали зубами от холода.

— Из огня да в полымя! — выкрикнул Пушкарев, стремясь пересилить голосом рев потока.

Приходилось поторапливаться: вода грозила выйти из берегов. Но впереди были другие овраги, по которым мчались такие же бурлящие потоки. Дождь хлестал не уменьшаясь. Воду из брезента перелили в бочки. На вершине холма поставили палатки. Дальше двигаться нечего было и думать.

— Я же говорил: монгол боится сырости, — шутил Сандаг. — Теперь понятно, почему ее надо бояться?

Путники сидели в тесных палатках, прижавшись друг к другу. Валя не могла отделаться от впечатления, что все это происходит во сне.

Через час дождь прекратился, вода в оврагах стала убывать. Пора было собираться в дорогу.

Ночь застала путешественников в мрачных пустынных горах. Утомившись за день, все скоро заснули. Только Пушкарев и Валя долго сидели у костра. Небо над ними было яркое, звездное, необыкновенно глубокое. Оно мерцало, словно пронизанное какими-то неведомыми лучами.

Александр привлек к себе девушку и поцеловал ее. Она крепко прижалась к нему.

— Что бы ни случилось с нами потом, — сказал он, — но того, что уже было, не вычеркнешь из жизни. И оно было, было — и ты была рядом…

Багровый диск солнца поднялся над далеким хребтом Ноян-Богдо, оплавил небо. Снова заплясали горячие миражи, и в них небольшие холмы с обрывистыми скатами выросли до огромных размеров, встали красной стеной.

Экспедиция все еще пробиралась по Нэмэгэтинской впадине, пересекая невысокие скалистые горы и широкие песчаные долины. Зной расслабляет, не хочется ни разговаривать, ни думать, а пустынному, безотрадному пути нет конца: все тихо и мертво, ни птицы, ни зверя; котловинки, покрытые выцветами соли; небольшие вихри долго кружатся на одном месте, обдают усталых путников соленой пылью.

Верблюды то спускаются на дно сухих русел, то поднимаются на площадки, покрытые мелкой галькой и щебнем.

Бактрианы не умеют спускаться по крутому борту русла шагом, они бегут, и седоку приходится крепко держаться за луку седла или за горб верблюда, чтобы не свалиться на землю. Это мучительно. Лучше всего перед спуском слезть, а чтобы слезть, нужно сперва уложить верблюда на брюхо, а перебравшись через овраг, снова уложить его и влезть в седло. При этом верблюд плюет жвачкой и ревет: он устал.

Идти пешком очень трудно: корявые ветки саксаула цепляются за одежду, рвут ее, даже в сапогах на толстой подошве горячо ступать по песку и раскаленному щебню.

Цокто все время находился в какой-то тяжелой дреме. Он не обращал внимания на тряску, привычно держал в руке поводок, привязанный к палочке, которая пропущена через прокол в носовой перегородке верблюда. Он словно бы слился со своим «кораблем пустыни».

Если бы рядом не было злого демона Очира, Цокто чувствовал бы себя почти счастливым: он любил зной, пустыню и дальнюю дорогу.

Но Очир все время нашептывал:

— Пора кончать с ними! Отравим всех верблюдов, оставим двоих для себя; воду из бочонков выльем, удерем ночью. Как все заснут, поднимайся тихо, наши верблюды будут наготове…

Цокто хотелось остановиться и крикнуть, чтобы слышали все:

«Хватайте его: он японский шпион!»

Он жалел, что не взял револьвер, который навязывал ему Бадзар: завести эту японскую гадину в холмы и прикончить, а потом сознаться во всем… Казалось немыслимым погубить Сандага, Тимякова, Пушкарева и этих двух девушек, которые даже не подозревают, как они близки к своей смерти.

— Мы с тобой сыновья князей… — нашептывал Очир. — Сейчас в сомоне Бадзар и Накамура начали восстание. А экспедиция сама залезла в ловушку. Они гонятся за Карстом… Глупцы! Люди Карста хорошо вооружены, все равно всех перещелкают поодиночке. По ошибке и нас могут пристрелить. Меня дела Карста не интересуют. Мы должны с тобой вернуться к Накамуре…

Цокто находился в растерянности. Нужно обо всем рассказать Сандагу… Но поверит ли Сандаг?.. Придется рассказать все: о Бадрахе, о японце, о заговоре…

Верблюд спускался в глубокий сайр; песчаник борта был крепкий, и трясло неимоверно. Внезапно глаза Цокто расширились от ужаса: впереди из песчаника торчала огромная рука или лапа с тремя темно-коричневыми мечеобразными когтями — казалось, она вот-вот схватит верблюда за шею. Бактриан шарахнулся в сторону, Цокто от неожиданности перелетел через его голову и очутился рядом с когтистой лапой. Геолог завыл от неожиданности.

— Что случилось?

Это был Сандаг. Вскоре все сгрудились возле лапы с чудовищными когтями. Каждый коготь был не меньше семидесяти сантиметров.

— Передняя конечность динозавра, — сказал Пушкарев. — Странное дело: насколько известно, передние лапы у них были короткие, не больше, чем руки у любого из нас. Это какой-то новый вид! Поздравляю, Цокто: считайте, что ваше имя уже навеки вписано в анналы науки — вы сделали величайшее открытие!

Все стали поздравлять Цокто, пожимали ему руки, а он никак не мог прийти в себя от испуга.

Лапу динозавра вытащили из песчаника, и теперь можно было рассмотреть ее как следует. Да, несомненно, она принадлежала самому крупному хищнику, когда-либо обитавшему на земле. Таких гигантских острых когтей, слегка изогнутых, широких и плоских, похожих на косу, не имелось ни у одного из известных науке животных. То было страшное оружие.