Михаил Колесников - Экспедиция идет к цели [Приключенческая повесть]

Он умолк.

Сандаг взял его руку: Цокто был мертв.

Все произошло так быстро, что люди стояли потрясенные и не знали, как действовать дальше.

Только Тумурбатор не потерял присутствия духа. Он подошел к Карсту и прошипел:

— Ты — шелудивый пес, это твоих рук дело, я знаю. Я пристегну тебя к себе веревкой, и ты будешь идти до тех пор, пока не подохнешь…

Он и в самом деле опоясал Карста веревкой и другой конец ее привязал к своему поясу.

Цокто положили в яму, засыпали песком и двинулись дальше. Очира взвалили на верблюда, привязали к седлу ремнями.

Они шли по песчаной равнине, и никто не обратил внимания на тусклую оранжевую радугу на западе. То был грозный знак: шла буря!

— До погранзаставы совсем немного! — сказал Сандаг. — Вон там тополевая роща урочища Балбырха… Будем идти, пока хватит сил… Тут рядом…

Ветер налетел неожиданно. Горячая желтая пыль высокой, упирающейся в небосвод стеной надвигалась с запада. Сразу стало темно. Пустыня пронзительно завыла. Все металлические вещи наэлектризовались, с них сыпались искры.

То, чего путешественники избежали в Нэмэгэтинской котловине, все-таки настигло их. Крутился, плясал песок, поднимался до неба, желто-серые смерчи сбивали с ног людей и верблюдов. Верблюды ревели и не хотели идти. В воздухе летали шары «травы-ветра»— перекати-поле.

Тумурбатор стащил с седла Очира, распутал ему ноги.

— Пойдешь сам. Попробуешь убежать — убью! Верблюду отдых нужен.

Но Очир не собирался бежать. Куда бежать?..

Стрелка компаса вращалась во все стороны, и путники скоро поняли, что сбились с пути. Теперь шли наугад. Солнца не было видно. Ветер сразу же заметал следы, шум урагана заглушал голоса. Пришлось всем, наподобие альпинистов в горах, связаться веревками, чтобы не утонуть в желтой мгле.

Они продвигались в полнейшем мраке, задыхались от ветра и песка. Они падали и поднимались. Поднимались и падали…

Всех терзала жажда. Хотя бы глоток воды…

Пушкарев поддерживал Валю. Рядом шел Тумурбатор; ухватившись за его рукав, едва переступала ногами Долгор. Они брели оглушенные и ослепленные, шагали в желтую пустоту, не надеясь, что ураган когда-нибудь кончится. Бешеный порыв ветра свалил их на землю, и она показалась им уютной, как постель; они лежали, больше не сопротивляясь напору бури. Было так покойно лежать под рев разбушевавшейся стихии, — лишь бы лежать и не двигаться.

Но они поднялись.

— Пить, пить… — стонала Валя.

Пушкарев не слышал ее голоса, но он видел ее измученное, запорошенное пылью лицо и страдал еще больше. Иногда она до того выбивалась из сил, что ему приходилось нести ее на руках.

Зачем она здесь?.. Если бы ее не было, он умер бы спокойно, без жалоб, как и положено мужчине. Но видеть ее мучения невыносимо. Неужели никогда они так и не выберутся из этого дьявольского песчаного водоворота?..

Он шел в полузабытьи. Ему грезился далекий сомон с приветливыми юртами и палатками экспедиции. Вот серо-зеленая выцветшая юрта, куда входят согнувшись, где всегда, даже в зной, мягкий сумрак, покой и прохлада. Это жилище Вали. Здесь он говорил ей о своей любви… А вокруг юрты цветущие яблони, прозрачные фонтаны… Но почему-то в глазах все время вспыхивают пляшущие языки огня, кровь пульсирует в висках, голову охватывает жар, и кажется, будто ветер несет его куда-то на горячих колышущихся волнах.

…Взрывался и крутился песок, совершал свой бешеный танец. Тонули в непроглядной мгле фигуры людей, идущих впереди. Только бы не обезуметь окончательно от жажды!..

Было сознание трагической безысходности. Он сидел, низко опустив голову. Сколько испытаний еще ждет их впереди? Будет ли им конец?! И он понял: конец уже наступил.

Впереди — ничего. Покой…

Лежали верблюды, лежали усталые люди с потухшими глазами и обмякшими ногами, а крутящийся песок все заметал и заметал их, и вот уже около каждого намело целые барханы песка.

Жизнь и смерть… Жгучая жажда, горячечный бред… Хорошо, что он умрет рядом с любимой. Пусть их засыплют пески вечности…

Но вот на ноги поднялся Тимяков. И сквозь грохочущую мглу долетел его окрепший голос:

— Спать нельзя! Вперед, вперед!..

Почему нельзя спать?.. Так хорошо уснуть… Все равно они не дойдут до неведомого урочища Балбырха. Где оно?..

Утратив представление о времени, они бредут и бредут куда-то в темноту, и не понять, ночь сейчас или утро. Они знают: такие ураганы могут бушевать и день, и два, и неделю. Ураган может бушевать много-много дней подряд, он может бушевать круглый год, вздымая до неба тучи песка. У пустыни нет закона. Нужно идти, идти, пока силы не оставили тебя, и не так уж важно, где найдешь смерть. Важно — стоять на ногах, с бешеным ожесточением бороться с этой обезумевшей стихией, не сдаваться, идти, стиснув зубы, напрягая все силы, падать, вставать и делать хотя бы шаг вперед…

— Не верь во все это… — шепчет Пушкарев Вале. — Не верь… Мы не можем умереть, не можем…

Она кладет голову ему на плечо и беззвучно рыдает…

…Это был колодец. Да, да, колодец, прикрытый ветвями саксаула. Они пили солоноватую воду, лили ее на головы, поили верблюдов, плескались в воде.

Это была жизнь.

— Урочище Балбырха! — сказал Сандаг. — Мы в трех шагах от погранзаставы.

И теперь, когда не было нужды торопиться, они вдруг заспешили, подняли верблюдов. Вода! Они шли и дошли. Песок по-прежнему свистел над их головами, но это уже не имело значения. С аппетитом поели сушеного бараньего мяса, наполнили пустые бочки водой и выступили на юг.

По расчетам Сандага и Тимякова, погранзастава должна была находиться часах в четырех пути.

Но проходили часы, а погранзастава словно сквозь землю провалилась.

— В урочище Балбырха четыре колодца, а мы нашли только один, — сказал Тимяков. — Может быть, этот колодец вырыли совсем недавно, а Балбырха впереди?..

Походило на то. Вскоре им попался еще один колодец. Здесь они и заночевали, так как окончательно выбились из сил.

Утро не принесло ничего нового: песчаный ураган бушевал по-прежнему…

Все воспрянули духом, когда вошли в тоораевую рощу. Конечно же, это урочище Балбырха! Но где погранзастава?

Они пробирались по тоораевым рощам, по песчаным руслам, знали, что идут точно на юг, а погранзаставы все не было и не было.

— Я ничего не понимаю, — признался Тимяков. — Куда мы забрели?

Сбитые с толку, путешественники сгрудились около географа, ждали, что он посоветует. Они верили в него, надеялись на него. Смерть от жажды больше не угрожала. Но теперь, когда они обрели силы, их стала тревожить неопределенность положения: где они находятся? На карте не было ни этих колодцев, ни тоораевых рощ.

И когда ветер немного утих, Карст неожиданно запрыгал как сумасшедший, протянул руку вперед, закричал, захлебываясь от восторга: