Герман Матвеев - Тарантул. Повесть

- Завтра пойдём… Миша, отведи его в кубрик. Пускай умоется и спать ложится, а сам зайди ко мне… Тюфяк на койке есть?

- Есть. Идём, Пашка.

Они прошли в кубрик. Здесь Миша дал Пашке мыло, полотенце, показал койку и, проводив его к умывальнику, отправился к Николаю Васильевичу. Тот был уже в шинели.

- Миша, ты его знаешь больше меня, - сказал механик, когда мальчик вошёл в каюту. - Как ты думаешь, - поручиться за него можно? Не врёт он?

- Нет. Его Брюнет втянул и нарочно обыгрывал.

- Я тоже так думаю. Кажется, парень не испорченный, - сказал Николай Васильевич.

Он знал, что Миша выполнял какие-то поручения майора, но не расспрашивал о подробностях, уверенный, что Иван Васильевич пристально наблюдает за Мишей.

- Меня смущает мясо. Ведь кладовщик отвечает за него, и это большая ценность сейчас.

- А знаете что, Николай Васильевич! У меня лососки много. Можно пять килограмм отдать. Рыба тоже как мясо считается.

- Если тебе не жалко, то это выход.

- А чего жалеть? Надо же человека выручить.

- Хорошо придумал. Я так и скажу директору.

- А вы возьмите рыбу сейчас.

- Хорошо Принеси рыбу, но чтобы Пашка об этом не знал. Запомни!

Миша прошёл в кубрик. Пашка ещё не вернулся. Отрезать большой кусок лососки и завернуть его в газету было делом нескольких минут.

Николай Васильевич прикинул на руке вес рыбы.

- Пожалуй, много… Ну, что останется - принесу обратно.

- Ладно. Я остальное завтра в детсад снесу, - сказал Миша.

Возвращаясь в кубрик, Миша застал Пашку в коридоре.

Перед ним стоял Сысоев и грозно спрашивал;

- Ты откуда такой явился?

- Я Пашка.

- Это мне наплевать, что ты Пашка. А зачем ты на судне шляешься?

- Я умывался, дяденька, - испуганно оправдывался мальчик.

- Какой я тебе дяденька! Племянников у меня здесь не водится. Ты мне скажи, зачем ты сюда забрался?

- Я заблудился.

- Оставь его, Сысоев, - вмещался Миша, видя, что Пашка всерьёз струсил. - Николай Васильевич ему разрешил переночевать.

- Ага! Ну то-то! Смотри у меня! - погрозил Сысоев пальцем. - Я не посмотрю, что ты Пашка, а раз, два - и готово! Ол райт! Понял?

- Понял, - покорно согласился Пашка.

- Иди, ложись спать!.. Да ты, может, есть хочешь? - Пашка виновато опустил голову. - Ну, иди за мной! - строго скомандовал Сысоев.

Миша выяснил, что Пашка, возвращаясь назад, заблудился. В машинном отделении его заметил работающий там Сысоев и пошёл следом. Заплутавшись в расположении дверей, Пашка сунулся было в кубрик машиниста, но, поняв, что заблудился, испуганно попятился обратно в коридор, где и был остановлен Сысоевым.

Неожиданный поворот судьбы сильно волновал Пашку. И теперь, когда Сысоев накормил его и уложил в своём кубрике, он долго ворочался на тюфяке, вздыхал, кряхтел, пока наконец не заснул…

Миша ушёл к себе и тоже долго не мог заснуть, поджидая возвращения Николая Васильевича. В глазах все ещё стояло прощание с Леной, и сердце мальчика ныло. Неужели он не увидит больше этой славной девочки? Раньше Миша относился к девчонкам сдержанно, не доверял им. Его раздражала пустая болтовня о платьях, ленточках. Сердило постоянное шептанье на ухо, по секрету, и беспричинный, как ему казалось, смех Лена была какая-то другая… Тяжёлые дни блокады сделали её не по летам серьёзной, вдумчивой, отзывчивой. Она и техникой интересовалась, и даже швейную машинку умела разбирать…

Миша, не раздеваясь, прилёг и незаметно уснул, а когда очнулся, над ним стоял Николай Васильевич.

- Миша, я все уладил. Директор у них педагог умный… Вот здесь остатки рыбы. Завтра утром придётся мне проводить Пашку в училище, а то, пожалуй, в последний момент от испуга убежит. Его условно простят, и он должен учёбой доказать, что исправился.

Николай Васильевич подсел к Мише и некоторое время задумчиво молчал. Потом медленно сказал:

- Так вот, Миша, часто и начинается. Хороший мальчишка, доверчивый. А запутался в паутине у мерзавца - и пропал. Выпивки, карты… Начал с маленького, а пришёл к воровству…

- И кончил бы тюрьмой, - добавил Миша.

- По-разному бывает. Тюрьма не всякого исправит. Тюрьма - место тяжёлое. Слабого ещё больше поломает.

Ласковый и серьёзный тон разговора Николая Васильевича с Мишей, как со взрослым, взволновал мальчика. Действительно, такие истории, как с Пашкой, обычно начинаются с пустяков. От озорства. Потом - хулиганство… воровство… И сломалась жизнь.

- Будь, Миша, всегда внимательным и строгим к себе и к таким, как Пашка… Брюнеты знают, кого можно использовать…

- Таких, как Брюнет, мало, - убеждённо сказал Миша.

- Таких верно мало, - подтвердил Николай Васильевич. - А слабых душой, как Пашка, встретишь не раз.

- Трудно жить, Николай Васильевич, - сказал Миша, вспомнив фразу Сысоева.

- Вот и запутываются.

- Нет, Миша! - твёрдо сказал Николай Васильевич. - Как раз в трудностях и вырастает настоящий человек! Главное в человеке - твёрдость и честность. И труд! Труд, Миша, самая великая сила, которая делает человека человеком… Лодыри никогда не бывают настоящими людьми… А паразиты - всегда подонки.

Серьёзная, задушевная беседа продолжалась за полночь. И когда Николай Васильевич ушёл, Миша ещё долго не мог заснуть, вдумываясь в простые и умные слова старшего механика.

Миша встретил Буракова на верхней палубе. Они ушли на нос судна. Миша рассказал о поручении Брюнета.

- Так мы и думали. Покажи противогаз. Разведчик осветил фонариком противогаз, достал его из сумки и, убедившись, что нижнее отверстие закрыто картонным кружком, засунул противогаз обратно в сумку.

- Все в порядке, Миша. Значит, ты хорошо действовал, если они тебе доверяют. Теперь начинается самое главное. Нужно быть особенно осторожным и внимательным. Сходишь завтра к Горскому…

- Это к тому Горскому? - спросил мальчик.

- Да, да, к тому. Он тебе даст поручение. Соглашайся. Ты встретишься с Нюсей в десять около Витебского вокзала у трамвайной остановки? А там недалеко и он живёт. Ну, а мы с тобой увидимся…

Расспросив некоторые подробности, Бураков пожал мальчику руку, пожелал спокойной ночи и ушёл.

Взволнованный поручением, Миша даже забыл сказать о письме отца. Спать не хотелось. На столике стояла чернильница. Она навела на мысль написать ещё одно письмо. «Если то не дойдёт, это получит». Он поднялся к Николаю Васильевичу и постучался.

- Можно! Ага, Миша! Ну, как дела?

Николай Васильевич старательно смывал с рук следы жирной смазки. Вид у него был усталый, но чувствовалось, что он был чем-то очень доволен.

- Все в порядке, Николай Васильевич.

- Молодец! На «Волхове» работали хорошо. Когда выполнишь поручение брата, засажу тебя за учёбу.

- Есть. А я письмо от отца получил, Николай Васильевич.