Герман Матвеев - Тарантул. Повесть

- Товарищ Бураков. По дороге мы разговаривали, и он…

- А почему ты не в училище? Почему ты здесь, Миша? - спросил Бураков и. спохватившись, закрыл рот рукой.

Но было уже поздно. Слово вылетело, и вернуть его назад было невозможно.

- Ага-а! Попался! - торжествующе крикнул Миша, а Лена захлопала в ладоши.

- Виноват, виноват… Грубую ошибку допустил. Проговорился, - с деланным смущением признался Бураков, - Видите, какая сила - привычка. Голову мне надо оторвать за такую ошибку. Счастье, что нас никто не слышит… А теперь будем считать, что все мы виноваты, и не будем больше попрекать друг друга. Теперь надо сделать выводы. А выводы такие: следить за собой, за каждым словом, за каждым шагом. Всякие словечки непотребные, вроде «пошамать», «утекать», - долой, изъять из обращения.

- А разве мы говорим «пошамать»? Я даже не знаю, что это такое. Коля, ты говорил? - спросила Лена.

- Нет.

- Это я для примера. Не забывайте, что вы профессорские дети, - сказал Бураков и, перейдя к своим костылям, прислоненным к шкафу, со вздохом взялся за них. - Вы думаете, это легко - ходить на четырех ногах?.. Надоело и никак не привыкнуть… Пошли, Коля. Ты, наверно, опоздал в училище. Дело делом, а про ученье не забывай.

Да. На первый урок Миша опоздал. Но если бы даже можно было успеть, все равно он бы не пошел в училище. Какая сегодня учеба! Ему просто не усидеть за партой. После разговора с Бураковым он немного успокоился, или, как говорил Сысоев, «пришел в норму», но не настолько, чтобы внимательно решать задачи или без ошибок писать диктант. А двойки получать не хотелось. И Миша решил «прогулять». Сходить сначала домой, посмотреть, нет ли письма, а потом побывать у Люси в детском саду.

Выполняя волю отца, Миша сохранял комнату за собой, хотя последние два года жил на судне. В начале лета отец был ранен третий раз, и, пока лежал в госпитале, они часто переписывались. Недавно отец выздоровел и снова ушел на фронт. Но где он?.. Четырнадцатого ноября Советская Армия заняла город Житомир, Очень может быть, что и отец освобождал этот далекий неизвестный город с таким приятным названием. По старой мальчишеской привычке, Миша разделил это слово на две части: «жито» и «мир». Что такое жито, он точно не знал. Лена говорила, что это рожь, но Миша думал, что это какая-то крупа. Во всяком случае, что-то хорошее. Ну, а мир - это самое прекрасное слово. Мир - это значит победа. Ведь только после победы наступит прочный мир и судно выйдет в море. Все лето Миша мечтал о дальнем рейсе и досадовал, что фашисты после разгрома под Сталинградом на что-то надеются и не сдаются. Войну они проиграли, это всем ясно. Сысоев утверждал, что, как только Советская Армия подойдет к границам Германии, война кончится. Николай Васильевич думал иначе. «Главное впереди, - говорил он. - Предстоят большие упорные бои. Гитлеровцы будут защищаться до последней возможности». В душе хотелось соглашаться с Сысоевым; но как можно не верить Николаю Васильевичу!

Выйдя на Большой проспект, Миша почувствовал, что сзади кто-то идет. «Уж не следят ли?» От этой мысли он сразу внутренне собрался, но продолжал спокойно шагать не оглядываясь. Было время, когда, получив задание от Ивана Васильевича, Миша в каждом человеке начинал подозревать врага и всегда был настороже. Но тогда у него не было опыта и он был совсем мальчишкой. Сейчас он настоящий разведчик, и не случайно Иван Васильевич сказал, что совершенно за пего спокоен. Другой вопрос - Лена. Она даже не предполагает, какие неприятные и неожиданные сюрпризы подкарауливают разведчика… И Мише почему-то вспомнилась прошлогодняя операция по разоблачению воровской шайки. Вспомнились Крендель, Нюся, картежная игра, противогаз, взрыв… Здесь, возле «Молнии», был задержан Жора Брюнет, а сам он чуть не отправился на тот свет. Вон там, немного подальше, Брюнет ударил его финкой…

Шаги за спиной становились слышнее. Кто-то догонял… Наконец Миша услышал голос:

- Алексеев!

Оглянувшись, он увидел торопливо шагавшего за ним Степу Панфилова с туго набитой «авоськой» в руке. Приятель шел без пальто, но на нем был надет новый костюм и даже повязан галстук.

- Ого! Бьютифл бой! - насмешливо сказал Миша.

- А что это такое? - удивился Степа.

- Это? Я даже не знаю, как тебе перевести… По-английски это значит красивый парень. Ну вроде франт лихой!

- А я тебя сначала не узнал, Миш, - не обращая внимания на шутку, сказал Степа. - Ты, думаю, или не ты? Давно иду следом и все сомневаюсь. Богатый будешь.

- Я-то тут при чем? Это ты богатый. Вон какой костюмчик оторвал! Не гнется.

- По ордеру получил. План выполнили…

- Это я слышал. А ради какого праздника вырядился?

- Я выходной. Мать в магазин гоняла. Ты домой?

- А куда больше?

- Ну пошли!

С улыбкой поглядывая друг на друга, они медленно направились вперед. Новый костюм, видимо, нравился Степе, и он старался держаться в нем как можно прямее, отчего и создавалось впечатление, что костюм не гнется, словно сшит из очень грубого материала. Пока шли до дому, Степа раза два поправил галстук. Все это было как-то неуклюже, непривычно и очень забавляло Мишу. Свернули под арку ворот.

- Да! Ты знаешь, какая история, - вдруг спохватился Степа. - Васька-то чуть не сгорел. Заживо!

- «Чуть» не считается.

- Нет, верно! Он в госпитале лежит.

- А что такое? - с тревогой спросил Миша, сообразив, что в госпиталь с пустяками не положат.

- Это он, понимаешь, на работе. В цеху чего-то делал, а тут как раз обстрел, и туда… в цех снаряд зажигательный. Ты знаешь, как они, гады, сейчас стреляют: выпустят зажигательный, а потом фугасками лупят в то же самое место, чтоб не тушили, - все больше оживляясь, рассказывал Степа. - Ну, а Васька что?.. Ясно, не растерялся, а прямо, понимаешь, руками цоп! - ив окно… цоп! - и в окно. Фосфор горит, а он его руками в окошки выбрасывает. Понимаешь? А фосфор вредный, сам знаешь… трещит, брызгает. Шутишь! Чуть заживо не сгорел Сознание потерял… Хорошо, там женщин много было… потушили.

- Что потушили?

- Ваську.

- А цех?

- Потушили. Васька же тушил, - со вздохом проговорил Степа и, помолчав, добавил: - Орден получит. Факт!

- Молодец Васька!

- Ясно, молодец. Он много не думает. Раз - и готово! Помнишь, как мы ракетчика с ним ловили? Раз - и в морду!

Последних слов Миша не слышал. Ему представилась нарисованная Степой картина. Он видел, как рвутся зажигательные снаряды, как горит фосфор, и не трудно было понять положение обожженного друга. «А вдруг он умрет?» От этой мысли больно сжалось сердце.

- Слушай, Степан, надо бы к нему сходить. Ты знаешь, где он?