Игорь Ефимов - Плюс, Минус и Тимоша

— Но там было все неправильно. Так не бывает.

— Подумаешь, неправильно. Это же сон. Понимаешь — сон.

— Что такое «сон»?

— Ну, когда спишь и видишь всякие картины, людей, события — иногда страшные, иногда смешные. А вы разве не видите снов?

— Никогда.

Не расстраивайтесь. Вообще-то ничего в них хорошего. Иногда так страшно станет, а не убежать.

— Там было еще что-то. Кроме картин.

— Что еще?

— Что-то невидимое.

— Как же вы его тогда увидели?

— Не знаю. Это было что-то похожее на поток воды.

— А-а, музыка, — догадался Тимоша. — Мне часто снятся такие сны — с аккомпанементом.

— А вы не могли бы еще разочек заснуть?

— Вот еще. Буду я спать нарочно для всяких девчонок.

Девочка обиженно выпятила губку и отвернулась — видимо, она не привыкла или просто не умела упрашивать.

— Да я уже выспался. Мне больше не заснуть — понимаете?

Но она сделала вид, что не понимает, — девчонки очень здорово умеют не понимать, когда им это выгодно.

Я бы мог вам что-нибудь спеть, не засыпая, но у меня нет голоса, — сказал Тимоша. — Зато есть слух — меня даже хотят отдать в музыкальную школу.

— Слух? — презрительно переспросила девочка. — У кого же нет слуха?

— Нет, у меня другой. Музыкальный. И память. Я могу целую оперу наизусть запомнить. Например, «Садко». Знаете, это: «Мечи булатны, стрелы остры у варя-а-а-гов…»

— Про стрелы лучше не надо.

Тогда Тимоша сосредоточился и запел в уме: «Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой».

Наконец-то она перестала смотреть на него с холодным любопытством. Щеки ее порозовели, глаза блестели, пальцы теребили бахрому эполет — она была очень взволнована, и это делало ее еще красивей. Тимоша тоже почувствовал, что волнуется так, будто перед ним целый зал зрителей, а не одна случайная девчонка.

— Увертюра к опере Петра Ильича Чайковского «Пиковая дама», — торжественно объявил он.

И «сыграл» всю увертюру.

Потом «спел» еще хор охотников, песню индийского гостя, половецкие пляски и даже дуэт Ромео и Джульетты. Помогая себе, он беззвучно выводил ртом каждую ноту, солировал то на скрипке, то на ударных, то на духовых и размахивал руками, как заправский дирижер. Девочка смотрела на него с искренним восхищением — от ее высокомерия не осталось и следа.

— Уже? — вздохнула она, когда уставший Тимоша объявил антракт. — А я бы, наверно, могла слушать вас целый день.

— Лучше купите магнитофон, — честно посоветовал Тимоша. — У него звук чище. Или проигрыватель.

Девочка улыбнулась ему и покачала головой.

— Нет, я буду прилетать только к вам.

— Прилетать?

— Да. Больше мне нельзя задерживаться, но, может быть, завтра…

— А вы уже уходите?

— Мне пора.

— Но мы же ни о чем не договорились! Как будем отсюда смываться? На чем? Ведь если честно сказать, то завтра…

— Ой! — воскликнула девочка, посмотрев на часы. — До завтра, до завтра.

И она побежала в глубину садика. Потом на мгновенье задержалась, но только для того, чтобы крикнуть ему из-за кустов:

— А все же «не счесть алмазов в каменных пещерах» — это явная ошибка. Нет ничего на свете, чего нельзя было бы счесть.

Несколько секунд спустя за деревьями раздалось негромкое жужжание, над листвой поднялся крошечный красный вертолетик, и за стеклами кабины Тимоша увидел девочку, махавшую ему рукой.

— Постойте! Возьмите меня! — завопил он. — Почему же вы ничего не сказали про вертолет? Я буду петь и играть вам сколько захотите! С утра до вечера!

Но девочка, видимо, не слышала его.

Она помахала ему еще раз, надела свои очки, вертолетик зажужжал по-пчелиному, начал подниматься, набирая скорость, уменьшаться и, точно шарик, сносимый ветром, — боком, боком, — исчез за соседними крышами.

— Слушай, а в вашем училище на вертолетах не учат летать?

Это было первое, что Тимоша спросил у Желтенького, когда тот вернулся.

— Вот еще, — с презрением фыркнул Желтенький. — Ты, наверно, спутал — просто их училище рядом с нашим. Мы их, знаешь, как дразним, этих вертолетчиков? Саранча зеленая.

— А они вас?

— Ползунки желтоголовые. Глупо, правда? И еще сыплют нам на головы всякий мусор, когда пролетают. Но мы им еще покажем.

— Чего это ты так расхрабрился? — удивился Тимоша.

— А ничего. — Желтенький даже пританцовывал на месте — так ему не терпелось чем-то поделиться. — А я знаю, кто ты! — выпалил он вдруг. — Ты и есть тот опасный преступник, которого все разыскивают. Скажешь, не так? Не правильно?

Тимоша посмотрел на него и ничего не ответил. Сознаваться ему не хотелось, а врать просто не было больше сил.

— Правильно, правильно! — запрыгал Желтенький. — Это правда, раз молчишь, — значит, правда.

И он повалился на спину, болтая ногами от удовольствия.

— А ты-то чему радуешься? — уныло спросил Тимоша.

— Как «чему»? Ведь это я сам! Сам додумался. Со-о-бра-зил. Все сопоставил, как ты не пошел домой, как прятался у меня, как обманул доктора Плюса, — и сделал вывод. Правильный вывод! Значит, я умею соображать. Пусть теперь мне кто-нибудь скажет еще раз, что я бестолочь, пусть попробует.

— Ты у нас просто гений, — насмешливо сказал Тимоша. — А ты не попробовал соображать дальше? Что теперь с тобой сделают, если узнают, что ты прятал опасного преступника? Что давал ему свою курточку? Что не пошел сразу к докторам и не рассказал про него?

Желтенький перестал болтать ногами и уставился на Тимошу с таким ужасом, что Тимоша пожалел о своих словах, — веселый Желтенький ему гораздо больше нравился, чем напуганный.

— Но ведь ты… Ты меня не выдашь? — пробормотал он.

— А ты — сам себя?

— Ах, если бы я был такой, как ты! — воскликнул Желтенький. — Если б умел скрывать свои мысли от докторов!

И он снова начал ныть и жаловаться на свою судьбу, — казалось, что ему даже доставляло какое-то удовольствие жалеть себя и оплакивать.

— Помолчи и не мешай мне, — строго оборвал его Тимоша. — Я должен подумать.

— Правильно или наоборот?

— Конечно, правильно. Мне нужно обдумать один план.

В сущности, планом это нельзя было назвать. «Пораскинуть мозгами», как сказал бы папа. Раз тут есть вертолеты, рассуждал Тимоша, на которых могут летать даже девчонки, почему бы ему не попытаться спастись на вертолете? Оставалось только две проблемы: как до них добраться и как запустить мотор. Без помощи Желтенького ему ни за что с этим не справиться. Желтенький, конечно, поможет ему, но что-то здесь не нравилось Тимоше. Он даже не знал уже толком, хочется ли ему лететь одному. Ах, если бы можно было полететь вместе с девочкой в пестрых погончиках! Но где ее найти? Ждать же еще один день до завтра было страшно — хитрые доктора могли придумать что-нибудь новое и сцапать его в любой момент. Тут Тимоша спохватился, поднес к глазам телевизор-бинокль, лежавший на столе, — и очень вовремя.