Нузэт Умеров - Тайна старой штольни

Шофер Нариману понравился. Правда, он был рыжий-рыжий, просто страшно рыжий. У них в группе тоже был один рыжий, все его называли «Блином». Правда, жадюга он был невозможный. Если ему тетка присылала посылку, он прятал ее в тумбочку и когда все забывали о ней,- доставал по одному румяные деревенские пироги и съедал их в кустах за углом.

Вот какой жадный, а рыжий, хотя Серега всегда говорил, что рыжие - самый добрый народ на земле. А этот наверно очень добрый, уж больно он рыжий, еще рыжее, чем Колька-Блин.

Машину рыжий вел осторожно. Перед каждой выбоинкой замедлял ход, а когда впереди лежала ровная гладкая дорога, он прибавлял скорость и низко опускал щиток, на обратной стороне которого была приклеена фотография, и Нариман видел только ноги, обутые в красивые белые туфельки.

«Наверно, его девушка,- подумал Нариман,- и, наверно, очень красивая, не станет же он улыбаться кому попало. Серега говорил, что рыжим всегда больше всех везет. Была же вон у нашего рыжего тетка, ни у кого в группе не было тетки, а у Кольки-Блина была».

Убаюканный песней мотора, Нариман задремал. Ему приснилось, что унесли желтый чемоданчик. Напрасно бежали они с майором: воры забрались в машину и исчезли. Адрес отца майор почему-то не помнил.

Нариман проснулся от резкого толчка. Машина стояла у самого края дороги. Мотор не работал, и слышно было, как рядом в арыке журчит вода. Рыжий выбрался из кабины, достал ведро, сделанное из большого куска камеры, и спустился к воде. Он долго возился возле арыка, фыркал, ухал, ахал и потом вырос вдруг перед радиатором, весь мокрый, довольный, словно в арыке текла не вода, а холодный душистый морс. Рыжий поднял капот, и Нариман ничего больше не видел, только вздрогнул, когда сверху на брезент громко плюхнулось ведро. .

Машина тронулась с места и, медленно набирая скорость, покатилась под гору. Нариман лежал на спине и смотрел вверх, где на брезенте растекалось большое сырое пятно. В самом центре пятна просочилась тяжелая капелька и, немного помедлив, плюхнулась прямо на нос! Нариман приподнялся и лизнул брезент языком, от этого пить захотелось еще больше и опять он вспомнил отцовскую фляжку. Вспомнил, как летом сорок второго года к ним во двор забежал пленный красноармеец. Он был страшно худой и обросший, гимнастерка висела на нем клочьями, а из обнаженного простреленного плеча текла кровь. Красноармеец бросился было к сараям, но увидел возле колонки пустую бочку, забрался под нее и замер. Через минуту во двор ворвались охранники. Они обшарили весь двор и бросились дальше.

Не успел Нариман подойти к бочке и сказать, что опасность миновала, как настежь раскрылись ворота и во двор въехала окрашенная в зеленый цвет передвижная радиостанция. Фашисты остановились рядом с колонкой, разделись до пояса и принялись вытаскивать из машины радиоаппаратуру.

Целыми днями они только и знали, что плескались под краном и не спеша возились в своих железных ящиках. Ночевали они тут же, в машине, предварительно выставив часового.

Немцы заметили, что Нариман целыми днями крутится возле машины. Один из радистов подозвал его к себе и вручил ему спиртовую горелку и паяльник.. Весь день Нариман помогал немцам. Он грел паяльники, промывал в бензине запасные части, мотал в мотки проволоку и, вечером, когда радисты сели ужинать, самый старший из них отрезал ломоть черного хлеба, положил сверху кусок ветчины и протянул Нариману.

Поздно вечером, когда радисты резались в карты, Нариман незаметно подошел к бочке, прорыл снизу небольшое отверстие в затолкал туда сверток.

Напрасно Нариман ждал, что на следующий день немцы уедут, те явно не торопились: развесив где попало автоматы, они продолжали пиликать на губных гармониках и рыться в аппаратуре.

Только на четвертый день рация была собрана. Перед тем, как развернуть машину, водитель подошел к бочке и опрокинул ее. На земле, уткнувшись головой в колени, сидел мертвый красноармеец. Он сидел всего в трех метрах от воды, слышал, как рядом плескались фашисты. Раненный, избитый и измученный, он умер от жажды, но не сдался. Радист тронул носком сапога сверток, который лежал у ног красноармейца: сверток развернулся, и водитель увидел флягу и толстый кусок черного хлеба с ветчиной…

Нариман стукнулся головой об ящик и проснулся. Машина остановилась. Нариман приподнялся и глянул в окошко: впереди стояло несколько автомашин, а шоферы, столпившись над самым краем пропасти, смотрели вниз. Рыжий выбрался из кабины, подошел и тоже заглянул вниз, где на километровой глубине были едва заметны игрушечные фигурки людей.

- Что там случилось?

- Разве ты ничего не слыхал?

- Нет. Меня на руднике три дня не было.

- Где же ты пропадал?

- На завод ездил, за станками.

- А-а-а.

- Ну так что же случилось-то?

- Случилась авария,- тяжело вздохнул горбоносый седой шофер.- Шляпа-то рухнула, говорили тысячу лет простоит, а она взяла да рухнула и машину за собой потащила…

- Чья машина?

- Асана… и пассажир, говорят, был, военный. Второй день пытаются откопать, да разве ее, лавину такую, разворотишь?

- Ну ладно, постояли - и будет,- махнул рукой горбоносый,- сколько ни гляди, беде не поможешь…

Рыжий подождал, пока стоящая перед ним машина отъедет метров на сто, и плавно отпустил рычаг сцепления. Нариман осторожно пробрался к левому борту и высунул из-под брезента голову.

Вечерело. Солнце опустилось на верблюжий хребет горы и покатилось с вершины на вершину, пока не соскользнуло в черную расщелину. Оно упало и разлилось там на дне глубокой пропасти, и только широкие снопы ярко-красного лучистого пламени бушевали над горами и, уже остывая, окрасили небо в нежно-сиреневое. Стало темнеть, а дорога забиралась все выше и выше в горы. Временами она резко скатывалась вниз, петляла между скал и снова карабкалась на гору.

Когда стало совсем темно, Рыжий включил фары и запел длинную-длинную песню без слов. Временами он включал освещение в кабине и опускал щиток. Нариману видно было в круглое зеркальце, как Рыжий только на мгновение поднимал глаза и потом, глядя на дорогу, начинал задумчиво улыбаться. Его рыжие веснушки собирались у глаз и снова разбегались в разные стороны, разнося по всему лицу теплую улыбку.

Захотелось есть. Нариман порылся в карманах, но там ничего не оказалось.

«Ребята уже наверное поужинали и смотрят кино».

В среду в детском доме всегда показывали кино. Больше всего Нариман любил фильмы про партизан, особенно ему понравился «Секретарь райкома», им показывали этот фильм раз пять.

Отец, наверно, тоже попал к партизанам, поэтому и писем от него не было… Они с этим майором в одном отряде, наверно, воевали… и почему я не родился лет на шесть раньше! Обязательно стал бы партизаном…