Нузэт Умеров - Тайна старой штольни

Два метра отделяли одну крышу от другой. Лежа на самом краю черепичного ската, Нариман не мигая глядел вниз. Нужно было выбрать момент, когда патрульные, охраняющие южную стену гестапо, уйдут на несколько минут к центральному входу выкурить по сигарете.

Было очень темно, от напряжения слезились глаза, но Нариман ни на секунду не отрывал взгляда от кирпичного колодца, на дне которого едва были заметны круглые зеленые каски.

Прошло несколько минут томительного ожидания, и солдаты медленно двинулись к светлому краю прохода. На краю остановились: можно было различить, как они достают что-то из карманов кителей, поправляют на плечах автоматы. С минуту они поговорили, потом не спеша пошагали к центральному входу.

В распоряжении Наримана было всего три минуты. Надо было успеть перебросить через семиэтажную пропасть отрезок водопроводной трубы и на руках перебраться на ту сторону. Чтобы труба не соскользнула, Нариман крепко привязал конец к железной решетке. Укрепив трубу, он повесил на нее ремень и, продев в кольцо ноги, повис над проходом. Ноги сразу стали ватными и безжизненными. Нариман закрыл глаза, глотнул побольше воздуха и торопливо пополз.

Когда патрульные вернулись на свои места, он уже лежал на крыше гестапо, вцепившись обеими руками в раму слухового окна.

Немного передохнув, Нариман двинулся дальше. Теперь он полз и считал дымовые трубы. Против шестой остановился: балкон шестого этажа находился на одной линии с трубой. Нариман подполз к трубе, привязал к ней веревку и вернулся назад. Теперь оставалось дождаться смены караула и незаметно спуститься на балкон.

Очутившись в кабинете начальника гестапо, Нариман задернул тяжелые шторы, достал из кармана огарок, зажег его и поставил на пол.

Он внимательно осмотрел комнату: где-то здесь должен находиться сейф. Если он найдет его и сумеет открыть, будут спасены сотни людей.

Направо от большого черного стола, стоящего против двери, висела большущая карта, изрезанная длинными черными стрелами. Нариман поднял край карты - сейфа под ней не оказалось.

Неужели сейф в другой комнате? Этого не может быть! Надо искать, внимательно искать, он должен быть здесь!

За высоким массивным креслом начальника гестапо висел портрет Гитлера. Нариман подтащил кресло к стене, сорвал портрет и облегченно вздохнул: над стеной едва выступала толстая стальная ручка сейфа. Нариман извлек из кармана связку ключей и принялся за работу. Стенные часы в кабинете пробили три раза и умолкли, через полчаса он должен вернуться: там внизу, у пожарной лестницы, его ждали.

Ключ медленно повернулся в замочной скважине и в ту же секунду за дверью послышались торопливые шаги. Нариман выхватил пистолет и направил его на двери.

- Раз, два, три, четыре, пять,- считал он про себя, и сердце громко вторило каждому слову. Когда Нариман досчитал до тридцати, шаги умолкли. Он положил пистолет на кресло и двумя руками ухватился за ручку сейфа, тяжелая металлическая дверца плавно отошла в сторону.

Нариман с головой забрался в сейф и совсем не слышал, как распахнулись двери и в комнату ворвались эсэсовцы.

Казнь была назначена на воскресенье. Еще в субботу гестаповцы соорудили на центральной площади города виселицу. В воскресенье в десять часов утра палачи согнали сюда всех жителей города, а ровно в одиннадцать к эшафоту подъехала черная душегубка, и два дюжих эсэсовца выволокли из нее измученного, залитого кровью юного партизана.

Приговор читали долго. Нариман едва стоял под палящим солнцем, и из его широко открытых глаз медленно катились слезы.

- Гранату бы сейчас!- подумал он.- Гранату и пулемет, я бы вам показал…

Подошел офицер, поправил широкую дощечку на груди Наримана и бросил на него презрительный взгляд из-под короткого козырька. Нариман не выдержал, нагнулся насколько позволяла петля и плюнул кровавой слюной в глаза фашиста. Офицер, не вытирая лица, схватился за ножку табурета и с силой выдернул из-под ног. Небо качнулось над головой, яркое солнце ударилось о тучу и рассыпалось на тысячи ослепительных звезд. Теряя сознание, Нариман увидел, как к виселице с гранатами в руках бросились партизаны.

Нариман лежал и чувствовал, что над ним столпились люди, что его трясут, но никак не мог прийти в себя. И только когда в лицо брызнули холодной воды, он наконец открыл глаза. Открыл и удивился: возле него стояла тетя Паша, уборщица детдома, и держала наготове кружку с водой.

- Что же это ты, милый, с ума спятил что ли? Разве так можно? Ты же мог задохнуться,- отчитывала Наримана тетя Паша, освобождая его от впившейся в шею петли.

Нариман сидел на кровати и хлопал глазами.

- Значит, это был сон?

- Не знаю, что это было, но опоздай я еще на минуту, и погиб бы ты, братец мой, ни за грош. Хорошо, двери были открыты, и я услышала, как ты хрипишь,- не умолкала тетя Паша, отвязывая от дверной ручки второй конец «будильника».

- Мне же надо было к утреннему поезду успеть,- оправдывался Нариман,- дежурный сказал, что это будет последний эшелон с демобилизованными…

- Ты мог попросить меня вчера, я бы разбудила…

- А вас уже не было, когда я вернулся, вот мне Серега и посоветовал: «Привяжи,- говорит,- один конец шпагата к шее, а второй к двери, тетя Паша придет утром, откроет двери и ты проснешься.» Мне из-за этой петли сон такой страшный приснился: фашисты меня повесить хотели.

- Повесить его хотели…- опоздай я еще на минутку - и повесили бы. Тетя Паша достала из кармана осколок зеркала, вытерла его о подол халата и поднесла к самому носу Наримана.

- Смотри, след-то какой на шее остался…

- Ничего,- сказал Нариман, натягивая футболку,- к вечеру все заживет. Только вы никому не говорите, хорошо?- попросил он уходя тетю Пашу.

- Ладно, беги, только на завтрак смотри не опоздай.

- Не опоздаю, теть Паш!

К завтраку Нариман не вернулся. Поезд пришел с опозданием. Встречающих было так много, что Нариману пришлось взобраться на дерево, которое росло возле ворот, и осматривать с высоты каждого, кто выходил в город.

Целый час шли счастливые, смеющиеся солдаты и офицеры, у каждого в руках были цветы. Прошло уже четыреста семьдесят три человека только военных, но отца среди них не было.

Может, он вышел в другом месте? Но ворота в город только одни. Не мог же он пойти через служебный ход, там посторонних не пускают.

Последним вышел майор с небольшим желтым чемоданчиком в руках. Его никто не встречал, но он шел, весело улыбаясь всем встречным, и одна высокая черноволосая девушка, которая, как и Нариман, напрасно простояла целый час у ворот, подошла к нему и вручила свой букет. Майор опустил незатейливый багаж на землю, обнял девушку, поцеловал в обе щеки, потом, широко размахивая желтым чемоданчиком, пошагал к центру города.