Николай Блинов - Флаг на грот-мачте (Художник С. Рязанцев)

Володя засмеялся.

— Ну, раз детский сектор понял, значит, всем понятно.

Насчет картошки Ленька тоже оказался прав. Его старшая сестра Катя выставила им огромную сковороду.

Катя сидела напротив них, подперев голову кулаками, и смотрела, как они дружно едят, пока не очистили всю сковороду.

— Ты что это под цветком кривлялся и пальцами изображал? — спросил Ленька Карпу, отдуваясь и отодвигаясь от стола.

— Это я вас к себе подзывал, — спокойно ответил Карпа.

— Как же это ты подзывал, когда пальцем в ухо пихал и глаза закатывал? Разве так подзывают!

— Здорово непонятно было? — оживился Карпа.

— Обыщи меня, непонятно, — подтвердил Ленька.

— В этом вся и штука! Чем непонятнее, тем скорее хочется узнать, в чем дело. Вот вы сразу ко мне подползли.

Катя засмеялась. Володя тоже засмеялся, а потом сказал:

— Ну что, записались в бойскауты?

— А там никуда не надо записываться, — сказал Ленька. — Нас с Никитой приняли в патруль «Чайка».

— Ну и как, понравилось? — спросила Катя.

— А ничего, интересно, — сказал Ленька. — Им Никита там показал, что значит «ум, сила, воля, собранные вместе». Ротики поразевали…

Ленька рассказывал, а Володя и Катя слушали, рассматривая журнал, который принес Ленька.

— Что, Володя, скажешь? — спросила Катя, когда Ленька замолчал.

Володя отложил в сторону журнал, немного подумал.

— Организация бойскаутов не такая уж мирная организация, как ее пытаются представить бойскаутские руководители.

— Погончики носят! — сказал Ленька.

— Дело не в погончиках, — продолжал Володя. — Их основатель — Баден Пауль, кстати сказать, участник позорной войны с бурами, знаете, как объясняет необходимость организации бойскаутов?

— Как? — спросил Карпа, который слушал Володю, не спуская с него глаз и чуть приоткрыв рот.

Володя достал из кармана потрепанную записную книжку, порылся в ней.

— Примерно вот так. Я тут записал сокращенно из его книги, слушайте. Английские юноши, отправляющиеся служить в колонии, оказываются совершенно не подготовленными для жизни в условиях дикой природы и борьбы с враждебно настроенными туземцами. Он предлагает с детских лет готовить будущих колонизаторов. Для этого каждый мальчик или девочка должны быть сильными и ловкими. Уметь хорошо ориентироваться на местности, быстро разбивать палатку, строить переправы и вязать узлы. Знать сигнализацию и приемы первой помощи раненым. Уметь плавать и разводить костер с одной спички в любых условиях.

— А что? — сказала Катя, когда Володя замолчал. — Это увлекает.

— Это конечно, — сказал Володя. — Но бойскаутизм чужд и враждебен нам. В этой же книге Баден Пауль пишет, что бойскаут — верный слуга короля и верит в бога. А чтобы замаскировать империалистическую сущность бойскаутизма, выдвигает лозунг: «Бойскауты всего мира — братья».

Володя оглядел сидящих перед ним ребят.

— Все люди — братья, люблю с них брать я, — умильным голосом продекламировал Карпа, сложил руки на животе, елейно сощурил глаза и превратился в попа с антирелигиозного плаката, который Никита видел в горкоме. Проделал он это так мастерски, что все засмеялись.

Никита тоже засмеялся, но, спохватившись, взглянул на Леньку: «Скажет про треску или не скажет?»

— Но законы у них хорошие, — сказал Ленька: — «Бойскаут — верный сын трудового народа».

— Это у них сейчас такой закон, — сказал Володя. — А раньше был: «Бойскаут верен богу, царю и отечеству».

Володя поднялся из-за стола, прошелся по комнате.

— Ваша задача — поступить в дружину, собрать вокруг себя пролетарское ядро. Может быть, целый патруль. Рано или поздно нам придется создавать детскую организацию. Комсомол готовит смену партии, а кто-то должен готовить смену комсомолу. А вы, смена смене, должны покрепче навалиться на политграмоту, а то ваш скаут-мастер, я думаю, не дурак, постарается повлиять на вас по-своему. Недаром он на Никиту нацелился, не зря он здесь, — Володя похлопал по журналу, — подписывает свои статьи «Красный лис». Дружину хочет сохранить при Советской власти. Думаю, это ему не удастся.

— Факт! — сказал Ленька.

Никита толкнул локтем Карпу:

— А мы Гленарвана твоего видели.

— Что еще за Гленарван? — спросил Володя.

— Это так его Карпа называл, — сказал поспешно Ленька. — А как его на самом деле зовут, мы еще не знаем.

Володя переглянулся с Катей, улыбнулся.

— Знаю я, какие вы пинкертоны. Ну что же, одно другому не мешает.

Никита усмехнулся, хотел что-то сказать, но посмотрел на Леньку и промолчал.

Когда Никита уходил домой, Катя, мельком взглянув на его ноги, спросила:

— Тебе нравится ходить босиком или тебе обуть нечего?

— Есть у меня ботинки, — нерешительно ответил Никита.

Ленька презрительно хохотнул:

— Видел я его ботинки, солдатские, сорок какой-то номер. Летом в них ходить хуже, чем босиком…

— Ну я пошел, — сказал Никита и юркнул за дверь.

Из прихожей он услышал, как Катя спросила:

— Ты что же, Владимир, своих комсомольцев только политграмоте учишь, а бытом их не интересуешься? Сын коммунара у тебя босиком бегает, а ты его отцу ордер на ботинки достать не можешь.

— Я, Катя, предлагал ему. И знаешь, что он ответил? «Товарищ Володя, скажите, горком РКСМ всех детей трудящихся снабжает обувью?» Я сказал: «Не всех». — «Так вот, — говорит он мне, — я вступил в партию большевиков и сражался за то, чтобы дети всех трудящихся на земле были одеты и обуты, а не затем, чтобы иметь за это привилегии».

Слышно было, как Володя засмеялся.

— Еще он сказал, что сын у него не изнеженный, летом привык ходить босиком. И вообще, босиком ходить полезно…

За годы одиночества и странствий Никита научился считать жизнь страшной и жестокой штукой. За нее приходилось драться руками и ногами. Рвать зубами свой кусок, убегать, когда бьют, спать, когда тепло и сытно, искать место, чтобы спрятаться в непогоду. Мир был жесток, враждебен и безжалостен. Нужно было ловчить, чтобы выжить. И полагаться можно было только на себя. На свои тощие руки и ноги, на зоркость глаз и остроту слуха…

И вот теперь он с изумлением обнаруживал, что есть совсем иная жизнь, текущая по другим законам. Никита шел домой и все думал над тем, что услышал за дверью.

Отец уже вернулся с работы. Они уселись пить морковный чай, и Никита рассказал, где он был и что делал.

Только про треску не обмолвился, стыдно было.

— Вот и славно, — сказал отец. — Хорошо, что у тебя появились друзья. — Он положил руку ему на плечо.

— Ну а сам-то ты как, мой мальчик? Ты, брат, теперь смотри во все глаза. Учись разбираться в жизненной сложности.

— Я смотрю, батя.

— Вот и смотри, брат! У тебя впереди ох сколько дела еще. Жизнь по-новому строить не просто. Еще как бывает не просто.