Хартмут Мехтель - Абрафаксы под черным флагом

— Поворот оверштаг — товсь! Разворачиваемся!

Сейчас они у меня захлебнутся! — прорычал Черная Борода, скрежеща зубами. — Первая пушка — огонь! Вторая — огонь! Третья — огонь! — в ярости кричал он, обрушив на пиратский корабль целый шквал огня.

Бомбардиры не успевали заряжать пушки. Солдаты сбились с ног, поднося снаряды и порох, который тонкими струйками сыпался на ходу из полураскрытых мешков, отмечая темными петлистыми дорожками их нелегкий маршрут. Ноги гудели от тяжести, пыль застилала глаза, но они продолжали свой бег, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, и не замечали ничего вокруг, как не замечал ничего неистовый капитан, подчинивший себе королевский галеон. Уже давно затих пиратский корабль, а он все продолжал безудержно палить, не обращая внимания на то, что говорит ему рулевой.

— Капитан, капитан! — пытался докричаться до Черной Бороды щуплый матрос, которому пират доверил штурвал. — Капитан, они уходят! Они уходят!

Черная Борода поднял подзорную трубу.

— Ага! Испугались! — торжествующим голосом закричал он. — В погоню! За ними!

— Назад! — раздался вдруг чей-то истошный вопль. Это дон Арчимбальдо, видя, что дело явно идет к победе, решился подняться на капитанский мостик и теперь, вцепившись в штурвал, отчаянно пытался повернуть его.

— Пошел вон, вонючая свинья! — Черная Борода грубо оттолкнул адмирала от штурвала. — Не путайся тут под ногами!

— Но там ведь это кладбище… — дрожащим голосом сказал дон Арчимбальдо. — Кладбище погибших кораблей! — уточнил он и осторожно отступил назад.

— Ну и что с того? — рявкнул Черная Борода. — Мы догоним их! Неужто мы не пройдем там, где прошла какая-то баба? И вообще, поднапряги свои мозги, дубина стоеросовая! — продолжал кричать пират, наступая на дона Арчимбальдо. Он не случайно назвал его дубиной стоеросовой, он помнил, как обозвал его трусливый адмирал, и теперь с нескрываемым наслаждением вернул ему «почетный титул». — Раскинь-ка своими куриными мозгами, ведь на корабле не только Анне, там ведь и друзья твои любимые, а у друзей тех — чаша, а чаша — ключ к золоту Эльдорадо! Так какого черта ты мне мешаешь их преследовать, болван?! Мы их догоним хоть на кладбище, хоть под кладбищем и отберем чашу! Понял? — Черная Борода схватил адмирала за грудки.

— Понял, понял… Под кладбищем… — промямлил дон Арчимбальдо. — Превосходный план, мне очень нравится…

Черная Борода отшвырнул дона Арчимбальдо и сам взялся за штурвал. Дон Арчимбальдо отполз от греха подальше и без сил прислонился к стенке.

— Прадо, он нас угробит! Это конец! — слабым голосом сказал он. — Он тащит нас на кладбище!

— Слышал, не глухой! — огрызнулся Прадо, которому тоже совсем не улыбалось закончить дни в этом страшном месте, о котором рассказывали леденящие душу истории.

— Мы умрем! — жалобно продолжал дон Арчимбальдо, заливаясь слезами. — Умрем и никогда не увидим берегов Испаньолы и никогда не заведем себе фазенду…

— И не увидим, и не заведем, — обреченно согласился Прадо, глядя в одну точку.

— И не будем нежиться под пальмами… — причитал адмирал.

— Не будем… — эхом отозвался впавший в прострацию попугай.

— И я не угощу тебя бананчиком… — Казалось, адмирал никогда не закончит свой длинный список того, чего он уже больше никогда не сделает.

— Не угощу… — как заведенный повторил за ним Прадо и встрепенулся. — Можно подумать, вы меня много угощали, — сказал он вдруг своим обычным скрипучим голосом. — Все сами уминали.

— И паэльи мы не поедим… — невозмутимо продолжал адмирал.

— Не поедим…

Испанский галеон тем временем вошел в туман. Корабль с пиратами, еще недавно находившийся в пределах видимости, бесследно исчез. Растворился в белесой пелене. Черная Борода понимал, что далеко они не ушли, но только как найти их в этой каше, когда здесь ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Галеон медленно продвигался среди обломков, тут и там торчавших из воды, которая напоминала неподвижную густую массу. Было даже странно, что они вообще хоть как-то двигались. Слабое течение едва ощущалось в этом мертвом болоте, над которым повис свинцовый воздух. Ни ветерка, ни дуновения. Испанский флаг, еще недавно бодро плескавшийся наверху, безжизненно повис унылой тряпкой. Отяжелевшие от смрадных влажных испарений, паруса опали, словно потеряв надежду на то, что им еще когда-нибудь удастся послужить.

— Проклятый туман! — скрежеща зубами, бормотал Черная Борода. — Ни черта не видно!

В какое-то мгновение ему даже показалось, будто совсем рядом мелькнул смутный силуэт пиратского парусника. Припав к подзорной трубе, он тщетно пытался разглядеть, что там впереди.

— Дьявольское наваждение! — чертыхался пират в бессильной злобе. — Где они?! Найду, перебью их как мух! — прошипел он и погрозил невидимому противнику огромным кулаком. Черная Борода продолжал стоять на капитанском мостике, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не портить себе настроение, но черная тоска уже закралась ему в душу.

В подавленном состоянии пребывала и вся команда. Никому из них не хотелось закончить свою жизнь здесь, в этом мрачном месте, где того и гляди наскочишь на какой-нибудь подводный риф или зацепишься за остов затонувшего коробля. Туман парализовал всю жизнь на галеоне. Никто не ставил паруса, никто не подносил заряды, никто не отдавал команды. Все замерло. Матросы забились в кубрики, чтобы не смотреть на эти жуткие скелеты неизвестных кораблей и не думать о моряках, которых здесь настигла страшная судьба. Солдаты, сбившись в кучку, жались друг к другу, стараясь хоть как-то согреться.

Единственные, кто не чувствовал холода и пребывал в прекраснейшем настроении, были, разумеется, Хуан и Карлос, которые, как ни в чем не бывало, продолжали сидеть в своей корзине, угощаясь ромом из бочки, которая так удачно обнаружилась под сваленной здесь мешковиной. Благо адмирал покинул почему-то свой разведывательный пост, и теперь можно было, ничем не стесняясь, воздать должное превосходному напитку. Что они и делали под неспешный разговор. Здесь, в гнезде, им тепло и сухо, беседа текла неторопливо и касалась в основном того предмета, который более всего согревал им душу. Они любили вот так, сидя плечом к плечу, повспоминать, где, когда и при каких обстоятельствах они выпивали.

— А помнишь… — начинал обыкновенно кто-нибудь из них, и товарищ, сладко улыбаясь, только кивал согласно, слыша названия знакомых городов — Рио-де-Жанейро, Марсель, Гавр, Венеция, Стамбул…