Герман Матвеев - Грозный лес

— Нет. Не надо, все равно выбросить.

— Что это он? — спросила Настя, наблюдая за расчетом.

— Сует ихние деньги. Напечатали возами и расплачиваются. Думают, что мы, как дураки, кинемся на эту приманку.

Солдат пожал плечами, спрятал свои марки в карман, собрался уходить, но спохватился: вытащил из кармана стеклянные светло-зеленые бусы.

— О! Ка-ра-шо! Да, да!

Передал бусы Арине и, не дожидаясь благодарности, ушел.

— Ну и дубина. Они нас за дикарей считают, сволочи. Награбили в наших же кооперативах и дарят всякую дрянь. Этот еще ничего, другие попадаются такие гады… глотку бы зубами перегрызла, — сказала Арина, блеснув глазами.

Васька просидел в засаде с партизанами до позднего вечера. По дороге в разное время прошло несколько грузовиков на гусеницах, группа женщин в сопровождении двух солдат, проехали пустые подводы. Каждый раз у Васьки замирало сердце и он готовился стрелять. Сигнала не было. Когда, ныряя на ухабах, скрылся первый грузовик, мальчик в недоумении повернулся к Помелову.

— Упустили, — прошептал он.

— Пустой, — ответил парень, скорчив кислую гримасу. — Мы тут важную птицу караулим.

Съеденный сыр в животе не чувствовался. Скоро в желудке заурчало: захотелось есть. Днем голод стал разбирать еще сильней. Васька готов был просить у Помелова поесть, но видя, что тот и сам подтянул поясок, промолчал.

— Сейчас бы, Василь, нам сюда гречневую похлебку да хлеба каравай. А?

Васька ярко представил эту картину: похлебка в котелке стоит на земле, пар от нее идет; они с Помеловым деревянными ложками наперегонки хлебают. От душистого каравая ломают большие куски. Васька проглотил слюну, глубоко вздохнул. К вечеру голод перестал мучить.

На дороге появился безногий пешеход. Шел быстро, ловко перебрасывая свои костыли. Васька уже видел этого высокого с большими пушистыми усами человека.

— Наш, — прошептал Помелов. — Сейчас какое-нибудь решение выйдет.

На противоположной стороне дороги раздался тонкий свист. Безногий остановился. Неторопливо вытащил жестяную коробку, свернул папиросу, закурил, оглянувшись по сторонам, свернул в лес и скрылся в кустарнике.

— Здорово он ходит. Без ноги все-таки, — сказал Васька.

— Ого! Он любого загонит. Как начнет махать подпорками, ходить может по триста верст в день без отдыха.

— Не ври, — возмутился Васька.

— Твое дело — верить или нет. Скоро сам увидишь, — невозмутимо ответил Помелов.

— А кто он такой?

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— Он с хуторов. Ногу на Гражданской войне оторвало, — уверенно сказал Васька, вспомнив, как однажды безногий заходил к деду за медом.

— Ты его знаешь? Он у нас больше в разведке. С немцами умеет по-ихнему говорить.

— Ну?

— Верно, даже лучше их понимает.

— Где же он выучился?

— В плену четыре года был. С самого начала той войны.

Снова раздался тонкий свист.

— Погоди-ка, Василь. Никак собирают. Зря сидели, — сказал Помелов, поднимаясь с травы.

— А дед наш рябчиком свистел.

— Дурень. Рябчики теперь молчат.

— Немцы об этом не знают.

— Да, да. Ты думаешь, они лаптем щи хлебают. Иди за мной. Они, брат, такие дотошные. Недаром говорят, что немцы обезьяну выдумали.

— А про рябчиков не знают, — упрямо сказал Васька, пробираясь между веток за Помеловым.

Перебежали дорогу. В лесу дожидались несколько человек. Все вооружены гранатами, автоматами, многих Васька знал еще с первой встречи. Безногий шептался с Вихаревым в стороне. Появлялись всё новые партизаны: молчаливые, со злыми глазами. Только Помелов улыбался, встречая вновь прибывающих.

— Подтяни, Гаврюшка, поясок. Порты свалятся, — шутил он вполголоса. — Просидели на лабазе, а ведмедь-то и не пришел. Ищи его теперь по лесу.

Собралось человек тридцать. К Ваське подошел рыжий колхозник из их деревни. Похлопал мальчика по спине.

— Не горюй, Василий. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Ипат хорошо помер. По-геройски — не в кровати. Теперь ты на его место становись.

— Я ничего, дядя Матвей. Только жалко.

На глаза опять навернулись слезы. Растрогало сочувствие. Вспомнился дед.

— Жалко, конечно, жалко. Всем жалко. Такого старика — враз не найдешь.

Мальчика обступили со всех сторон.

— Этот в него растет. Он германцу за деда отомстит.

— А мы поможем. Так, что ли, партизан?

— Так! — согласился Васька.

— Упорный был старик. Кремень.

— Да… Лукич — тот безответный. Они с Ипатом с малых лет дружили, — сказал Матвей.

К группе подошел командир. Партизаны замолчали. Вихарев взял из рук Васьки автомат, тщательно осмотрел.

— Сам чистил?

— Сам.

— А ну-ка разряди.

Васька быстро разрядил протянутое ружье.

— Пружину вынь.

Мальчик так же ловко исполнил приказание.

— Ну ладно, собирай, — сказал командир, переглянувшись с партизанами. — Автомат закрепляю за тобой. Запомни его номер, ухаживай. Гранату знаешь?

— Знаю.

Васька вытащил из-за пояса стоявшего рядом Помелова гранату, снял с предохранителя.

— Вот если так поставить — взорвется. А если так — безопасная. Капсуль сюда втыкается и запирается. Эта называется рубашка. Ее можно и снять.

— Не надо, не снимай. Кто тебя научил?

— Дед. А потом у нас летчик Захаров был.

— Мы тебя возьмем в отряд. Будем вместе бороться с захватчиками. Твой дед просил позаботиться о тебе. Согласен? — спросил Вихарев.

— Согласен.

— Помелов, вы с ним раньше знакомы. Держите его возле себя. За мальчика вы мне отвечаете. Понятно?

— Вполне понятно, товарищ командир.

— Такой парень не обуза. Он сам в беде выручит, — сказал рыжий. — Ипатово племя.

— С этим покончим. Теперь вот что, ребятки. Начальство передумало ехать на пожар.

— Заслабело! — усмехнулся один из партизан.

— Скорей всего, что так. Просидели мы тут напрасно. Сейчас двинемся к дому. Помелов, Матвей, Гаврюшка и еще трое желающих…

— Назначай сам. Все желающие, — сказал пожилой крестьянин с густой щетинистой бородой.

Вихарев назвал троих. Объяснил задачу.

— Сходите до Семеновки. Надо покончить с Мельником. Очень уж он стараться стал. Сделайте это без шума. Матвей за старшего. Есть хотите? Ну-ка, товарищи, поделимся с ними неприкосновенными запасами.

У партизан в карманах оказались пакетики с продуктами, тратить которые они могли только с разрешения командира. Так называемое НЗ. Пакетик развернули. Уходившим в Семеновку каждый дал половину своего пайка. Остальное тут же съели.

Васька в стороне смотрел жадными глазами на дележку. О нем позабыли. Вспомнили, когда все было съедено, а шестерка уже ушла.

— Где у нас молодой-то? — спросил Вихарев. — Вася, ты что дичишься?

— Товарищ командир, он без пайка остался.