Герман Матвеев - Грозный лес

— Неужели. Вот тебе и раз. Что же ты молчал?

— Я не хочу, — сказал Васька.

— Хочешь не хочешь, а делать нечего. Придется поголодать. Ни у кого не осталось? — спросил командир.

— Зараз проглотили. Много ли досталось, — ответил за всех пожилой партизан.

— Ну, что ж… как-нибудь потерпи.

— Привыкай. Не раз еще придется брюхо подтянуть.

Тронулись гуськом к месту стоянки. Васька заметил, что они шли теперь не к Лиховой горке, а куда-то в другую сторону, к железной дороге. Позднее узнал, что место переменили. Одного из бойцов немцы поймали живым. Под пыткой он мог выдать местопребывание отряда, поэтому приняли решение переселиться.

Сумерки сгущались, шли тихо, без разговоров. Васька, несмотря на голод, был доволен. Он устроился как нельзя лучше. Хотелось идти с Помеловым в Семеновку, но друг только отмахнулся.

— Раз командир не назначил — нельзя. Он строгий. С ним лучше не спорь, дисциплина должна быть. Успеешь еще.

Немного беспокоила судьба Насти. «Что она там делает. Ревет, наверное, одна-то. Надо будет отпроситься, сбегать к ней. Хорошо бы ее тоже в отряд. Она хоть и баба, а стреляет не хуже меня». Даже в душе Васька не хотел сознаться, что Настя стреляет лучше его. После того как дед объяснил ей правила, она стала стрелять удивительно метко. Раненая рука зажила, ружье держала крепко.

К полуночи дошли до места. Между деревьями поставили палатки, сверху, для маскировки, забросали ветками. Для варки пищи разложили в разных концах три костра, а над ними построили шалаши с отверстиями наверху для дыма. Огня не видно. Костры жгли только ночью, чтобы днем себя не обнаружить дымом.

— Ну вот что, товарищи! — сказал Вихарев, когда пришедшие собрались в ожидании дальнейших приказаний. — Завтра серьезная у нас будет работа. Сейчас идите ешьте и отдыхайте. Свободны! Вася, а ты за мной.

В палатку командира худая баба с большим животом принесла две миски с похлебкой, о которой давеча мечтал Помелов, хлеба, соли, печеной картошки. После еды Васька разомлел. Слушал командира словно во сне.

— Ты должен гордиться своим дедом, — тепло говорил Вихарев, закуривая трубку. — Последние часы его жизни тебе должны быть известны. К сожалению, всех подробностей я не знаю. Знаю, что он вместе со своим другом уничтожил пять самолетов, взорвал три подземных бензинохранилища, перестрелял сколько-то солдат и офицеров, пожаром уничтожил все постройки и вообще привел в полную негодность их аэродром. Когда мы виделись с Ипатом, он просил за тебя. Кончится война — учиться тебя направим… Да ты, никак, спишь. Устал. Давай-ка лучше сюда.

Вихарев перевел сонного Ваську на топчан, накинул на него немецкий непромокаемый плащ, лежавший на земле, и вышел из палатки.

С бельем покончили засветло. Ослепительно белое, прокатанное, выглаженное — оно лежало ровной стопкой в переднем углу. Между делом и разговорами Настя истопила баню.

— Ваську бы помыть. Грязью парень зарастет, — промолвила она на ходу, пробираясь бороздой к низенькой покосившейся баньке.

Арина шла сзади, поглядывая на гряды.

— Смотри, Настя, как на огороде-то растет. Копать ничего не велено. Пальцем тронуть нельзя, но чтоб поливать, полоть. Мельник через день по огородам ходит. Беда, если придерется, — не откупишься.

Разговор продолжали в бане. Согнувшись пополам, чтоб не замазать копотью волосы, Настя с наслаждением терла себя мочалкой. Арина мылась небрежно, больше для компании.

— В теле ты не спала, — сказала она, звонко хлопнув по крепкому бедру подругу.

— Что ж, ели мы ничего. Свое было запасено, да у немца забрали припасов. А что ты насчет огорода сказала?

— Не велено трогать в огороде. Ни одной морковки нельзя выдернуть.

— В своем-то огороде? — удивилась Настя.

— Отберут все, проклятые. Эх, подружка, подружка! Как заглянешь наперед, прикинешь — хоть плачь. Пропадем. Если война не кончится до зимы, с голоду передохнем.

— Война скоро не кончится, — уверенно ответила Настя. — Зимой самая война начнется. Мне Захаров объяснил. Мы германцев, что тараканов, из избы выморозим.

— Да, да, — горько сказала Арина. — Мы их морозом, а они нас голодом.

— А ты не пугайся. Не так страшен черт, как его малюют.

— Я не пугаюсь. К слову пришлось. Народ жалко. Ты смотри, сколько мучений. Наша деревня каким-то чудом устояла, скорей всего потому, что в стороне от дороги. А другие-то? Ваша, к примеру. Одни черные трубы остались. Когда теперь отстроишься. Где лесу взять.

— Государство поможет. Немцы за все заплатят.

— Много ты с них получишь. С них как с гуся вода. Нихт… и весь разговор. Дело не мое, моя хата с краю.

Стало душно. Вынули закопченное стекло из крохотного оконца, распахнули дверь в предбанник. Женщины не заметили: какая-то тень метнулась в сторону. Сидели на скамейке, разомлевшие, красные.

— Ну вот. Перед смертью помылись. Душе будет легче на небо взлететь, — сказала Арина.

— Да что ты все: перед смертью, да перед смертью, мы с тобой в овраг уйдем. Там отсидимся.

— Нельзя, Настенька. За меня другие пострадать могут. Кузнечиху знаешь? Так вот ее первую с ребятами. Грушу, Василису. Многих их. Мельник предупреждал. Уйдешь из деревни — всех их живьем сожгут. Он на ветер слов не бросает. Как сказал, так и сделает. Ревели бабы… Я слово дала, что никуда не пойду. Вот как меня связали, спутали — без веревок. Я бы давно ушла в отряд… Тебя Мельник-то знает? — неожиданно спросила Арина.

— Как же. Были знакомы. Сватал за сына.

— Не попадись ему на глаза. Он теперь у нас власть. Староста. Прав больше царя имеет. Что захочет с человеком сделать, то и сделает. Ну ладно, пойдем. Темнеет.

Подруги окатились остатками воды, стали одеваться.

— Немцы в нашей бане мыться не умеют, — сказала Арина. — Я топила два раза. Смеху было. Перемазались, как черти. Белье зачернили. Жара не понравилась. Сначала-то здесь мылись, а потом шайку вытащили на ветер и на траве домывались.

— Угорели, поди? — усмехнулась Настя.

— А то как же.

— Ты ведь спроста ничего не сделаешь.

— Кому как. Кто люб, тому ничего не пожалею.

— От мужа вестей нет? — спросила Настя.

— Какие там вести. Как в воду канул. Я уж рукой махнула.

Вернувшись домой, попили чаю. Зажгли восковой огарок. На улице послышались шаги и приглушенный говор. Арина выскочила из избы узнать, кто там. Скоро вернулась.

— Наших домой отпустили. Пожар затух, — сказала она. — Теперь, Настя, держи ухо востро. Если Мельник вздумает заглянуть, на полати лезь.

— Я бы сейчас залезла. Спать охота.

— Лезь. Как бы за бельем в самом деле не пожаловали. Белье-то из Пономаревского хутора. Они туда на самолетах прилетают, а некоторые жили там.