Герман Матвеев - Грозный лес

Убрав посуду в резной некрашеный шкафик, Арина постлала себе на лавках постель. Легла не раздеваясь. Наступила тишина. Настя, вздохнув раза два, заснула. Арина лежала с открытыми глазами, закинув руки за голову. Приход подруги расстроил. Вспомнилось детство, девичество. Жалко стало своей молодости. Хотелось еще жить, что-то делать. «Вот бы в город уехать учиться, — подумала она. — Нам, бабам, теперь дорога широкая. Если жива останусь — поеду».

Стекло тонко задребезжало. Арину словно кто ужалил. Вскочила, нащупала платок в изголовье. Снова стекло задребезжало.

— Слышу, — вполголоса отозвалась молодая женщина.

Между стеклом и замазкой была воткнута иголка.

К иголке привязана навощенная нитка. Стоило пальцами слегка провести по нитке, как в избе раздавался тонкий дребезжащий звук. На улице он совсем не слышен. Так раньше пугали парни девок на Святках, когда те собирались гадать. Арина вышла в сени, спустилась на двор.

— Кто тут? Говори смелей, я одна.

Зашуршала солома, и мужской голос прошептал:

— Ариша! Сходи до вашего старосты. Кто у него там есть.

— Безногий, ты? — спросила Арина.

— Нет, красавица, обозналась. Много ухажеров заимела.

— Помелов, — узнала женщина веселого партизана. — Сейчас я. Как раз надо белье снести.

— Мы тебя здесь подождем. Немцы пришли?

— Завтра ожидаем. Большой отряд.

— Это нам все известно. Где Ипат лежит?

— В пожарном сарае.

— Ключ-то у Мельника?

— У него.

— Очень хорошо. От Вихарева ему поклон принесли.

— Ой! Смотри, Помелов, — погрозила пальцем в темноту Арина.

— Наше дело маленькое. Командир знает, что надо делать. Ему видней.

Арина вернулась в избу. Зажгла огарок. Завязала в узел приготовленное белье. Настю решила не будить. Задула свечу, торопливой походкой направилась к дому старосты.

Иван Афанасьевич только что умылся и сел за стол. Жена поставила перед ним деревянную миску жирных щей, от которых пар валил до потолка. Сын остался на пожаре.

— Обрыли всё вплоть до железной дороги, — рассказывал жене староста охрипшим от крика голосом. — Это все Вихаревские дела. Много лесу погорело. До зимы доживем, обещали мне для поставок этот участок отдать. К зиме-то подсохнет. Н-да-а… Хорошо, что ветру не было.

Жена стояла возле печки, безразлично слушая рассказ. Она не верила в победу немцев. Первые дни сильно страдала за жизнь сына и мужа. Все время ждала расплаты, потом отупела от постоянных страхов, стала относиться ко всему равнодушно, положась на Божью волю. Хозяйство вела также безразлично. Народ жалела. Иногда попрекала мужа за жадность и тайком от него возвращала отобранное добро.

Дверь распахнулась. От неожиданности испуганная Мельничиха шарахнулась к столу.

— Фу, напугала, непутевая, — сказала она, разглядев Арину.

Арина оглянулась кругом, как бы ища место, куда положить белье.

— Приятно кушать, Иван Афанасьевич! Белье вот принесла. Куда его положить прикажите?

Мельник не мигая смотрел на Арину. Нравилась ему эта красивая проворная баба. Нравилась, а в то же время боялся ее. Нутром чувствовал, что связана она с Вихаревым. Пока отряд цел, опасно трогать Арину. Немцы этого не понимают. Они сегодня здесь, а завтра за двести километров. Мельнику же деться некуда. Следил за Ариной. Надеялся через нее отряд накрыть.

— Клади на лавку, — сказал он, не отрывая глаз от молодой женщины. — Оно теперь не к спеху. Хозяин на тот свет отправился. С кем это ты в баню сегодня ходила?

Арина даже не оглянулась. Спокойно выложила из узла белье на длинную скамейку.

— Старалась, Иван Афанасьевич. Ни одного пятнышка нет. Белье теперь вам осталось… Сами поглядите.

— Ладно. Ты мне на вопрос отвечай. Кто к тебе пришел?

— Подруга пришла. Вы ее не знаете, Иван Афанасьевич. С дальних хуторов.

— Завтра утром за белье получишь. Вместе с ней придешь за деньгами. Я посмотрю — знаю ли, нет ли. Сегодня устал. Поняла?

— Ну как же. По-русски с малых лет понимать могу. В России родилась. По-немецки вот не могу. Не научилась.

— Иди, — отрезал староста.

Эта баба умудрялась при каждом разговоре тонко намекнуть ему о предательстве. И ведь не придерешься. Вот и сейчас. Сказала несколько безвредных слов, а Ивана Афанасьевича всего передернуло.

— Язва! — бросил он вслед ушедшей Арине. — По-немецки она не понимает… У-ух! Доберусь я до тебя, придет срок.

Жена пересчитала белье, перенесла его в зимнюю половину избы, спрятала в сундук для сына и вернулась назад. Иван Афанасьевич сидел, глубоко задумавшись. Жена прилегла на лежанку у печки и задремала.

— До чего народ глуп, — заговорил вполголоса Мельник. — Бараны. Не понимают они того, что немцы нам, крестьянству, освобождение от коммунистов несут. Зажили бы опять, кому как нравится. Торговлю завели. По всему миру так живут. Нигде этих проклятых колхозов нет. Надели себе петлю на шею, спутали себя по рукам и ногам — и нравится. Шагу ступить не давали. А теперь свобода настоящая. Что хочу, то и ворочу. Откроем торговлю, Марья. Хороший товар привезут.

Дверь опять открылась неожиданно и тихо.

«Что это они крадучись приходят? Шагов не слыхать», — подумал староста, разглядывая рыжего мужика.

— Добрый вечер, Иван Афанасьевич!

— Здравствуй. Откуда и кто такой?

— Не признал. Матвея Родионова встречать не доводилось.

«Матвей Родионов!» У старосты забегали мурашки по телу. Он слышал, что этот рыжий мужик, громадной физической силы, находился в отряде Вихарева. Про его силу ходили легенды. Известен такой случай: в молодости он ухаживал за одной девушкой из Семеновки. У него оказался соперник. Чтоб отучить от прогулок в чужую деревню, соперник подговорил приятелей избить Матвея. Встретились случайно на краю деревни. С одной стороны большая группа подвыпивших парней, с другой — один Матвей.

— Говорят, ты силами со мной потягаться хочешь? — спросил Матвей, подходя вплотную к сопернику.

Одним взмахом сорвал с головы парня шапку. Рядом строился дом. Матвей подошел к срубу, чуть присел, подставил плечо под необрезанное выпиравшее бревно, приподнял несколько звеньев со стропилами, сунул шапку между бревен и опустил всю эту тяжесть на место.

— Вот когда шапку свою достанешь, тогда поборемся, — сказал он и ушел к любимой девушке.

Шапка торчала несколько дней, пока отцы соперников не сговорились между собой. За четверть водки Матвей достал шапку, вернул ее владельцу.

Почему-то этот случай живо представился сейчас Ивану Афанасьевичу.

— Иван Афанасьевич, как вы теперь выборный от народа староста, у меня до вас дело есть.

Мельник немного успокоился. В голосе Родионова не было ни угроз, ни насмешки. Он стоял у порога, робко переминаясь с ноги на ногу.