Герман Матвеев - Одна ночь

— Хороший город, старинный. Еще когда истории не было, а Киев, говорят, стоял. Вот бы куда поехать. Приеду и гости к тебе, Яковенко.

— Приезжай, — усмехнулся Яковенко, переглянувшись с бойцами.

Он знал, что старшина обещал навестить всех, с кем служил, но если бы он попробовал выполнить свои обещания и объехать хотя бы половину друзей, ему не хватило бы жизни.

— Оставался бы, Яковенко, в армии; в полкшколу бы пошел, — сказал писарь Лебедев, до этого сидевший молча в углу, у телефона.

— Не можу… мать дожидает, — серьезно ответил пулеметчик.

— Да, да, мать, — сказал старшина. — Знаю, кто тебя поджидает. Карточку видел. А про Киев мне Пильченко сказывал. Боевой был пограничник. В тридцать пятом демобилизовался. Теперь в колхозе председателем.

— Лейтенант идет, — предупредил боец, сидевший у окна.

Все привычным движением поправили гимнастерки.

В канцелярию вошел начальник заставы.

— Встать! Смирно! — скомандовал старшина и, подойдя к начальнику, доложил: — Товарищ лейтенант, документы получили… вот подбираю.

— Здравствуйте, товарищи! — обернулся к бойцам лейтенант.

Дружное «здрась» было ответом.

— Вольно!

— Вольно! — принял команду старшина и передал ее остальным.

— Садитесь. Ну, что слышно, товарищ Лебедев?

— Нового ничего, товарищ лейтенант. От коменданта звонили, спрашивали, не слышно ли у нас чего. Я доложил, что все спокойно.

— Ох, не нравится мне это «спокойно», — вздохнул лейтенант, садясь за стол.

— Вот документы. Подпишите, — сказал старшина.

Лейтенант взял аттестаты. Подписывая их, он поочередно вызывал бойцов и передавал им бумаги.

— Лукин! Получайте. Я вас, может быть, не увижу. Едете утром?

— В шесть часов машина на станцию идет, — доложил старшина.

— Ну, до свидания, — лейтенант крепко пожал руку Лукина. — Вечером буду занят, на вечеринку вряд ли успею. Очень мне не хочется вас отпускать. Но что делать? Вы свое, что по закону полагается, отслужили. Нас не забывайте. Пишите.

— Обязательно.

— Выписку из приказа о награждении получили?

— Получил. Сняться бы всем, товарищ лейтенант… На память…

— Сняться? Ну, что же, можно будет и сняться. Подумаем, как это сделать. Кто на очереди? Васильев?

— Я! — откликнулся маленький связист и четко подошел к столу.

— Получайте. Вы мне что-то хотели сказать?

— Очень Мазепу жалко, товарищ лейтенант. Не знаю, как я без него… Хотел просить вас, если от него щенки будут, нельзя ли мне одного, похожего. Я бы из него первоклассную собаку сделал.

— Это можно, — улыбнулся лейтенант. — Вот у Леди скоро будут щенки. А как же мы его вам перешлем?

— Я бы сам приехал, — обрадовался Васильев.

— Хорошо. Напишу… Так, значит, мы с вами скоро увидимся.

Лейтенант пожал руку Васильева и снова взялся за перо.

— Яковенко!

К столу подошел высокого роста пограничник.

— Ну, Яковенко, бувай здоров. Пулемет ваш в надежных руках. Чистили его сегодня?

Яковенко замялся. Он стеснялся своей любви к «максиму». С первого дня, как только получил эту машину, он привязался к ней. В этом большом человеке, который пришел в армию почти неграмотным, проснулась нежная любовь к технике. Не раз, и здорово, попадало от него товарищам по отделению, когда они без ведома наводчика брали пулемет для занятий. Над этой любовью подтрунивали, шутя называли пулемет «женой», но Яковенко уважали. И было за что. Пулемет Яковенко пропускал всю ленту без единой задержки. Он опрокидывал все теории об объективных причинах задержек и стрелял без отказа.

— Целое утро занимался пулеметом, товарищ лейтенант, — сказал старшина. — Прощался.

— Трошки обтер, — усмехнулся пулеметчик и вернулся на свое место.

— Грохотов! Где Грохотов?

— Он до колхоза побежал, товарищ лейтенант, — пояснил старшина. — За жинкой. Политрук разрешил ей здесь ночевать, чтоб завтра на машину поспеть.

— Да-а… Грохотов вас всех перегнал. В армии побывал и жениться успел…

Лейтенанта перебил телефонный звонок.

— Комсомольск слушает, — взял трубку писарь. — Здесь. Вас, товарищ лейтенант.

Лейтенант подошел к телефону.

— Слушаю. Я. Что? На моем участке? Болото же непроходимое… Да. До сегодняшнего дня считалось. Есть проверить.

Лейтенант повесил трубку. Бойцы насторожились.

— Старшина, лошадь.

— Которую, товарищ лейтенант? Ваша Красотка хромает.

— Седлайте Румбу.

Старшина на ходу пробормотал «есть» и выскочил из комнаты.

— Кто у нас на четвертом посту?

— Гришин, — ответил писарь.

Лейтенант быстро подписал оставшиеся аттестаты, пожал руку трем пограничникам, с которыми еще не успел проститься и вышел из канцелярии.

— Вот какие дела-то, — буркнул писарь. — Неделю ждали. Не дождались ли случаем?

Всю эту неделю на заставе жили тревожно. В комендатуре имелись сведения, что границу собирается перейти группа диверсантов. Правда, ждали их совсем на другом участке.

Ездовой держал в руках повод и похлопывал лошадь по блестящей шее.

— Румба, не балуй… но… но…

Во двор вошел политрук с большим свертком газет под мышкой. Он подошел к лошади, погладил ее по верхней губе.

— Кому оседлал? — спросил он ездового.

— Начальнику.

На ходу застегивая шинель, вышел на крыльцо лейтенант. За ним шел дежурный.

— Подготовить пулемет.

— Есть подготовить пулемет, — ответил дежурный.

— Я на участок, — закидывая повод, сказал лейтенант политруку. — Сегодня границу на тройной замок, покрепче.

— Гостей ждем?

— Да, если только уже не здесь. Ждали их на участке Семенова, а они как будто сюда. Говорят, один через болото пошел.

— Оно же непроходимое? — удивился политрук.

— До сих пор таким считалось. Я скоро вернусь. Трр, Румба, трр.

Лошадь иноходью, закидывая ногу за ногу, пошла в открытые ездовым ворота.

За воротами лейтенант придержал Румбу и огляделся.

Застава находилась на высоте, командующей над всей местностью. Слева виднелись поля, справа внизу начинался кустарник, переходящий в лес. В кустарнике спряталась дорога, идущая вдоль границы.

— Трр, Румба, трр…

Лейтенант направил лошадь по тропке к дороге.

Румба, лошадь хозчасти, общая любимица заставы, замотала головой и взяла с места частой рысью. Лошадь родилась на заставе и получила здесь совершенно особую выучку. Она знала все слова, которыми обыкновенно разговаривают с лошадьми, но красноармейцы обучили ее понимать их смысл наоборот. Когда говорили «тпру» и «трр», она двигалась вперед, на свист и понукание — останавливалась. Румба была нестроевой лошадью, но часто ходила и под седлом, заменяя заболевших лошадей.

Выехав на дорогу, лейтенант увидел двух женщин. Впереди шла высокая, худая, вооруженная большими роговыми очками, — в ней лейтенант узнал геолога — Раису Семеновну Баркан. Она работала в этих местах над картой геологических отложений. На заставе знали ее все. После того как она прочитала лекцию о «происхождении земли», которая очень понравилась бойцам, красноармейцы прозвали ее «профессоршей».