Герман Матвеев - Одна ночь

— Есть. Киселев! — крикнул лейтенант.

— Я! — ответил из темноты командир отделения.

— Возьмите своих бойцов, спуститесь в лощину, обезоруживайте нарушителей и по два отводите к опушке.

— Есть! — весело ответил голос Киселева.

— Всем остальным смотреть внимательно, — приказал лейтенант.

— Здесь раненых много! — крикнул внизу бас.

— Раненых на грузовик. Сами понесете… Киселев, вы слышите?

— Есть раненых на грузовик. Где он стоит, товарищ лейтенант?

— Там же, на опушке.

Началось разоружение.

Вскоре начальник пришел к четвертому посту.

Капитан говорил по телефону со штабом.

— Точно могу сказать только то, что все кончено. Сдались. Позвонит сам с заставы. Не успел поставить телефон, и уже сматывать… Сматывайте, товарищ связист, — передавая трубку связисту, сказал капитан и поздоровался с лейтенантом.

— Быстро ты с ними разделался… Что это руки у тебя липкие?

Лейтенант достал фонарь и осветил руки.

— Кровь. Ранен? — с тревогой спросил капитан.

— Нет… Это не моя кровь. Один из моих героев сунулся меня спасать, ну и угодил под пулю, пришлось его вытаскивать. Давно здесь?

— Да нет. К шапочному разбору, как говорится. Потери есть? — серьезно спросил капитан.

— Двое ранено.

— У меня машина там, отправляй скорей.

— Они уже на грузовике.

К группе командиров подошел Киселев и доложил, что грузовик с ранеными можно отправлять.

— Заканчивайте операцию, — сказал капитан начальнику заставы, — а я пойду. — И большая фигура капитана растворилась в темноте.

Лейтенант дал дополнительные распоряжения об осмотре местности и ушел отправлять грузовик. На четвертом посту остались часовые.

— Собирай-ка стреляные гильзы, — хозяйственно сказал Гришин, шаря вокруг себя рукой.

— До свету надо подождать — не видно их в траве.

Внизу послышался протяжный стон и голос:

— Лежи, лежи — мы донесем. Заварили кашу — теперь и расхлебывай…

— Это говорит Жуков, пулеметчик, — узнал голос Гришин.

— А вот Маслова что-то не слышно. На заставе говорили, что он за диверсантом гонится, — сказал Симонов.

Фонарики маячили в разных местах и раздражали Гришина. Он с нетерпением ждал, когда все уйдут и он останется на посту один охранять родину от непрошеных гостей.

В лазарет начали поступать раненые. Первой принесли Катюшку. Варвара Кузьминична сняла повязку и осмотрела рану.

— Ага. Кость цела…

— Доктор, скажите… она не умрет? — спросила Валя.

— Чтоб я не слышала здесь таких слов. Вы кто такая?

— Это моя сестра, — сказала Валя.

— Ага… Держите-ка ее за плечи, — стараясь сгладить свою резкость, сказала врач. — Ее ударили чем-то тупым… Ничего, ничего, до свадьбы заживет. Дайте бинт и йод. Да не все… не все… Таня.

Таня принесла бинт.

— Принеси горячей воды…

Девушки кинулись к дверям.

— Я сказала — не все. Нюра, ты командуй, за старшую будешь.

Нюра, рослая, голубоглазая девушка, от неожиданного назначения растерялась, пригладила волосы и, покраснев, как маков цвет, ткнула пальцем в соседку.

— Ты сходи, Шура… сходи за водой.

Шумно вошел старшина и доложил:

— Полный порядок. Какие еще будут приказания?

— Цыц… тихо ты, — оборвала его врач. — Чего кричишь? С этой секунды здесь тишина! Убирайся на все четыре стороны. Когда надо будет — позову.

— Есть на все четыре стороны, — прошептал старшина и на цыпочках вышел.

Катюшка пришла в себя.

— Я разве в больнице? — спросила она и, узнав Таню, удивилась. — Ты разве доктор?

— Молчи, молчи, детка, — успокоила ее Варвара Кузьминична. — Если будешь лежать спокойно, скоро поправишься. Постарайся уснуть. Головой не крути. Разденьте ее.

— Докторша, мы тут вам пришли помогать, — сказала Анна Петровна.

— Не много ли народу-то будет?

— Нет, уж ты не гони, — запротестовала колхозница. — У меня опыт есть. Я в гражданскую войну этих ран перевязала — не сосчитать. А это дочка моя, в санитарном кружке занималась.

Варвара Кузьминична посмотрела на женщин и приветливо сказала:

— Хорошо. Садись и жди, и дочка тоже.

Мать и дочь сели на скамейку у двери.

— Значит, я раненая, — тихо сказала Катюшка. — Как Чапаев. Я потому что живучая, потому и живая.

— Опять разговоры? — улыбнулась врач. — Лежать спокойно.

…Валю очень волновал вопрос, где Грохотов. Она хотела бежать в Кулики, но что там ей могут сказать? Спросить Катюшку о муже ей не позволили. И, расстроенная, Валя вышла за ворота. Вблизи затарахтела телега, и скоро Валя услышала знакомое «ну-у»… Лошадь остановилась, и с телеги кряхтя слез дед…

— Дедушка, — бросилась к нему Валя, — где Андрей?

Из телеги поднялся Грохотов. Все лицо его было замотано белыми тряпками.

— Ничего. Все в порядке… Это теща меня замотала, — опираясь на плечи Вали, успокаивал Андрей. — Скорей к начальнику.

Все трое прошли в канцелярию. Старшина выслушал сообщение раненого и отправил его в лазарет.

— Кто такой? Не разберешь. Грохотов! Что у тебя, голубчик? — захлопотала Варвара Кузьминична, усаживая его на койку и разматывая тряпки.

— Перевязочку надо… голова немного треснула, — сказал Грохотов, пытаясь улыбнуться.

— Даже треснула? Ложись-ка…

— Нет, ничего, Варвара Кузьминична, вы только перевяжите… А так я чувствую себя хорошо.

— Не разговаривай… Таз. Воды. Йод. Бинт, — командовала врач.

Спорить было бесполезно, и Грохотов подчинился.

— Я тебя с этой трещиной положу, герой… А скула-то что распухла? Красив, нечего говорить. Где тебя били?

— У тещи на квартире, — улыбнулся пограничник.

— Ну-у? Теща била?

— Нет, что вы… Один добрый человек бил. Утром я его задержал, ну а вечером он со мной рассчитался.

— А вы что тут стоите? — спросила врач. Валю. — Та была сестра, а это, может быть, брат?

— Нет. Муж…

Варвара Кузьминична недоверчиво посмотрела на обоих.

— Так. Вся семья, значит, в сборе. Ложись-ка сюда, красавец. — Она указала Грохотову на койку рядом с Катюшкой. — Ну, а вы сиделкой будете, — сказала врач Вале.

Катя, не поворачивая головы, потянула пограничника за рукав.

— Андрюша! Это я… Катюшка. Я живая.

— Молчи, молчи, егоза, — увещевала врач.

— По одному делу ранены. Бандитом, — улыбнувшись Кате, сказал Грохотов. — Терпи, Катюшка, атаманом будешь.

— Оно и видно, что по одному делу, — осматривая и промывая на затылке рану, заметила врач. — Чем ударили?

— Рукояткой маузера… Ловко он это умеет.

— Расчет простой… Понимающий человек бил, анатомию знает.

Грохотова перевязали. Валя заняла место сиделки между кроватями мужа и Кати.

Дед распряг лошадь, отвел на конюшню и сдал ее дневальному. Домой уходить не хотелось. Надо было повидать Катюшку. Валя сказала, что она в лазарете.