Николай Блинов - Флаг на грот-мачте

– Пятнадцатого июня, – пропищал Тодька.

– Пятнадцатого июня, – повторил Никита. – Ну!

– Освобождаю, – буркнул Костя.

– Ешь землю, – приказал Никита.

Костя не двигался.

– Ленька! Подыми его, – сказал Никита. – Мы с ним еще раз стыкнемся.

Костя посмотрел на них белыми от злобы глазами, нашарил рукой сухие листья, запихал их в рот, пожевал и выплюнул.

– Теперь иди! – сказал Никита.

Костя поднялся и стряхнул приставший к коленям мох.

– Имей в виду, – предупредил Ленька, – если будешь вредить и агитацию против нас разводить, ответишь по-другому!

– Иди, пока цел, – добавил Карпа и не утерпел, дал Косте слегка по шее.

Бывший патрульный всхлипнул, поднял свой туесок, шляпу и, не оглядываясь, побрел к реке.

Карпа проводил его взглядом.

– Неужели за грибами сюда приезжали? Что, вы ближе не могли найти? – спросил он Тодика.

– За грибами. Костя приказал, – сказал Тодик.

– Ну а теперь говори, что за клятву ты давал? – Ленька сурово посмотрел на Тодика.

– Да ну, ребята…

– Говори! Нечего крутить.

– Я очень брезглив… – робко начал Тодик.

– Ну и что? – удивился Карпа.

– Если про гадость какую-нибудь говорят, про лягушек там или червяков… – он поперхнулся и сморщился, – мне худо становится. Прямо рвет меня, и все.

– Да ты про клятву давай!

– Я и даю. Костя, он знал про это. Он все время надо мной издевался… Помнишь, Никита, в гостях у Эрны? Он мне шепнул тогда, что на торте не крем, а белые червяки запеклись…

– Клятва-то, клятва где? – не унимался Карпа.

– Так вот. В тот день, когда катер спасали, – продолжал Тодик, – они с Оглоблей меня поймали и к Косте домой затащили. Костя говорит: «Клянись, что в пионеры не пойдешь, а то мы тебе каждый день за шиворот тритона спускать будем!» А Оглобля из аквариума тритона достал, за живот его держит и мне в лицо тычет. А тритон извивается и рот открывает… Я бы все стерпел, ребята, а этого не мог. Клятву дал… Землю ел.

Тодик опустил голову.

Карпа беззвучно корчился за спиной Тодика, стараясь не расхохотаться. Леньке удавалось сохранить серьезность.

– Ну ничего, – сказал Никита. – Теперь Костя к тебе больше не сунется, не бойся. Идем с нами.

– Почему-то обратная дорога всегда короче, вы не замечали? – рассуждал Ленька, когда они через десять минут подходили к знакомому крутому обрыву.

– Это потому, что обратно есть больше хочется, – объяснил Карпа.

Катер шел в город через полтора часа. Пока ждали «макарку», успели выкупаться в холодной двинской воде. Потом сидели на желтом песке, тряслись и сохли.

– Вот чудеса, – удивился Никита. – Когда «макарка» приставал, помните, какое течение было сильное. А сейчас тихо.

– Прилив, – объяснил Карпа. – Когда приставали, был отлив в море. А сейчас в прилив морская вода подпирает речную, вот и тихо.

– Вот интересно, а почему бывает прилив и отлив? – спросил Карпа.

Все задумались.

– А это луна притягивает морскую воду, – пропищал вдруг Тодик.

– Иди не ври, – возмутился Карпа. – Почему же она, интересно, речную воду не притягивает?

– Это я не знаю, – сказал Тодик. – А про прилив нам Глеб Степанович объяснял. А он врать не станет.

– Чудеса, – сказал Карпа.

– А почему это пароход «макаркой» кличут? – спросил Никита.

– Купец у нас здесь до революции был, Макаров, – объяснил Ленька. – Богатющий был купчина. Ему полгорода принадлежало, и заводы, и пристани, и пароходы… Купца турнули, а «макарки» остались.

Прямо перед ними метрах в трехстах от берега посреди реки торчал черный зловещий остов затонувшего корабля. Острый нос его был задран вверх, а корма исчезала под водой. По борту у носа можно было различить буквы.

– Тель… их… ил, – прочитал Никита. – Что бы это значило, интересно?

– Да «Святитель Михаил» это, – не очень уверенно сказал Ленька. – Была в Архангельске такая канонерка.

– Надо бы туда сплавать, поглядеть, – мечтательно сказал Карпа. – Там небось много чего интересного найти можно…

– Чего там глядеть? – засомневался Ленька. – Ржа одна, и только.

– Да ну вас, еще утонем, – испугался Тодик.

– Не успеть, – сказал Никита. – Вон уже «макарка» шлепает.

Володя долго рассматривал сделанную ими карту.

– Подходит, – сказал он. – Здесь, выше по реке, мне приходилось бывать. Тут во время интервенции партизаны были. Я однажды в отряд из города ходил… Леса нетронутые, чудесные места!

Он хлопнул ладонью по столу и весело поглядел на друзей.

– Вопрос с лагерем решен! Райком утвердил лагерь. Во, глядите, это уже нам выделили.

Он вынул из ящика стола плотный серый мешок и с металлическим бряканьем опустил его перед звеньевыми. Потом покопался в кармане штанов и вытянул за длинную цепочку часы с крышкой.

– Денег мешок целый! Специально мелочью дали, чтобы расплачиваться было легче. И часы. Как в лагере без часов?

– Вот это да! – восхитился Карпа.

Никита посмотрел на часы и встрепенулся.

– Сколько времени? – спросил он поспешно.

Володя отщелкнул тугую крышку и гордо показал всем циферблат. Стрелки показывали без пяти минут восемь.

– Ребята, я пошел, – заторопился Никита. – Дело у меня. Срочное дело. Я и забыл…

– Завтра с утра в райком. Про лагерь будем докладывать. Не забудь! – успел крикнуть ему вслед Володя.

А Никита уже мчался на улицу, перепрыгивая через три ступеньки. Сокращая путь к театральному скверу, махнул через забор, проскочил перед самой мордой извозчичьей лошади и, задыхаясь, остановился на песочной дорожке.

В сквере было пустынно. Только на одной скамейке сидел моряк с девушкой, да кто-то пел на дальней аллее залихватскими голосами. Эрны в сквере не было.

Он еще пять минут погонял по дорожкам камень, потом побежал домой.

Переезд и устройство лагеря закончили в три дня. Труднее всего было провести по узкой речке катер с вещами и оборудованием. Местами берега сходились так близко, что приходилось убирать весла и тянуть бечевой.

А на следующий день «Берег спокойствия» было не узнать. Поднявшись по узкой тропинке, проложенной на скошенном лугу, и сделав несколько шагов между деревьев, вы оказывались на лагерной поляне.

Солнечные лучи пробиваются сквозь густую хвою и пестрой сеткой разукрашивают белые палатки. Из-под приподнятых парусиновых стен видны ровные ряды постелей с аккуратными пирожками подушек. Между палатками и внутри их – никого. Только на другой стороне поляны, у высокого флагштока с красным флагом, стоит часовой с посохом в руках.

За палатками поднимается прозрачная струйка дыма, и оттуда доносятся ребячьи голоса. Дежурное звено готовит обед.