Марта Баранова - Тяпа, Борька и ракета

На ту же высоту поднималась Отважная в третий и четвертый раз, и полеты прошли еще удачнее: торможение было спокойнее, чем прежде; как говорили врачи, система спасения пассажиров оказалась надежной.

Отважная вела себя как опытный космонавт. Когда взревели двигатели, она вспомнила про невидимую тяжесть и заранее опустила длинную мордочку на лапы, приняла удобную позу. В вышине поиграла, как и раньше, с зайчиком, полюбовалась в иллюминатор на яркое солнце, чуть позже нашла, что боксеры-невидимки смягчили свои удары, а приземлившись, исполнила танец радости, ела конфеты и халву, фотографировалась и показывала фотографу язык.

В экипаж ракеты входили еще две белые собачки, Снежинка и Жемчужная, и тихая крольчиха Марфушка. Собачки были менее опытными астронавтами. Когда кто-нибудь из них нервничал или капризничал, Отважная наводила порядок: ворчала и легонько дергала за ухо. Экипаж ее слушался.

— Откуда только такие способности? — говорил Елкин Вале. — Ну, я понимаю — Марфушка, она существо равнодушное: все время работает челюстями. Возьмите эту разведчицу Вселенной за уши, и она даже не обидится. Но такое мужество в маленькой собаке меня удивляет. И заметьте, Валя, наша Кусачка теперь не только замечательный космонавт, она настоящий командир. Талант!

— Тише! — перебила Валя. — Не портите мне способного работника. Вот услышала она вас и стала подбадривать Жемчужную. А та, бедняжка, все еще дрожит.

Но Василий Васильевич, наоборот, повысил голос:

— Эх, Кулик, Кулик, прозевал ты своего настоящего героя!..

И не знал Василий Васильевич, что в это утро в московских кинотеатрах начал демонстрироваться новый фильм оператора Кулика и с экранов глядела на зрителей удивленная физиономия Козявки. А в научный институт звонил какой-то иностранец:

— Есть у вас такой Козьяфка? Я хочу фотографировать для газеты.

— Пожалуйста, приезжайте, — ответил в трубку профессор и усмехнулся своей мысли: «Придется списать Козявку в кинозвезды…»

Гена ворвался в квартиру Смеловых с решительностью завоевателя.

— Включай, включай скорее! — задыхаясь от бега, выпалил он.

Борька растерянно щелкнул выключателем.

— Да нет же, чудак, телевизор включай, там — Тяпа.

«Тяпа? Как? Почему?» — хотел спросить Борька, но разговаривать было некогда. Он бросился к «Старту» и начал крутить регулятор.

— Мы находимся в одном из кабинетов института космических исследований, — прорезался голос диктора.

Изображения не было. По экрану бежали полосы. Неожиданно полосы исчезли. Замелькали люди в белых халатах. На каком-то тряском механизме сидела собака, одетая, как парашютист. У нее была узкая, похожая на Тяпину, мордочка.

— Она? — шепотом спросил Гена.

Борька с сомнением покачал головой. Слишком спокойной и уверенной была эта собака с длинной холеной шерстью.

— Тренировки проходит Отважная, — объявил диктор.

И Борька сказал твердо:

— Нет, не она…

Потом они смеялись над веселой собачонкой, которая прыгала и кривлялась, смешно шевеля ушами, похожими на мохнатые рожки.

И вдруг снова появилась та, с узкой мордочкой. Она сидела в ракете и крутила головой, следя за солнечным зайчиком, заскочившим в иллюминатор. На морде ее было написано такое безграничное доверчиво-наивное любопытство, с каким могла смотреть только Тяпа.

— Она! — вскочил Борька со стула. — Она! Надо немедленно бежать в институт.

— В институт? — переспросил Гена. — Да нас оттуда метлой!

— Что же, по-твоему, надо делать? Сидеть сложа руки?

— Надо что-то придумать. Давай позовем Любку!

За Любкой был откомандирован послушный толстячок, копошившийся под окном в песочнице. Любительница происшествий явилась без промедления.

— Я так и знала, я так и знала, — затараторила она, входя в комнату. — Иду и думаю: что-нибудь должно случиться. И вот, пожалуйста!

— Садись, — строго сказал ей Борька, показывая на стул.

Любка смиренно села.

— Слушай, мы начнем действовать сегодня же! Тебе мы поручаем…

Три взъерошенные головы склонились над картой района…

А через час замелькал по дворам красный Любкин сарафан. Вот она забежала в подъезд, через минуту выскочила оттуда, пошепталась с девчонкой, державшей ведерко в руках, и побежала дальше.

Встретилась ей старушка с сумкой. Любка и с ней заговорила, даже сумку донесла до подъезда. Старушка долго не могла понять, что хочет от нее Любка, видно, туга была на ухо. А Любка все-таки выспросила, что хотела, и нырнула в дом.

В один двор не хотел ее пускать мальчишка выше ростом и шире в плечах. Но Любка сказала ему что-то такое, после чего парень перестал размахивать руками, присел на корточки и стал рисовать на песке какой-то план. Потом они вместе заглядывали во дворы, заходили в подъезды, и всюду, где парень показывал пальцем на дверь, Любка опускала конверт в почтовый ящик.

До позднего вечера мелькал во дворах Любкин красный сарафан.

В этот же день многие мальчишки и девчонки из соседних с пустырем домов получили такое послание:

«Если тебе важно, кто первым полетит на Луну, если ты друг науки и космонавтов, приходи завтра со своей собакой в одиннадцать часов на Розовый бульвар. Там тебя будут ждать члены штаба „ЛЮГЕБ“».

…Розовый бульвар назывался Розовым потому, что на его центральной клумбе каждый год высаживался единственный куст с розами. До одиннадцати часов бульвар выглядел как всегда в солнечные, августовские дни. В своих колясках мирно посапывали младенцы. Няни и бабушки ругали озорников, закинувших мяч на клумбу. Прикрывшись газетами, дремали пенсионеры. Безразличные ко всему миру, стучали костяшками игроки в домино.

И вдруг все разом переменилось, как от подземного толчка. Встрепенулись и привстали со своих скамеек пенсионеры, крикливые няни перестали ругать детишек, и руки доминошников застыли в воздухе, не успев щелкнуть костяшками. Если бы скамейки могли двигаться, то и они бы повернулись в сторону необычной процессии, которая шествовала по дорожкам бульвара, заполняя его шумом и лаем. Человек двадцать загорелых ребят гордо вели на поводках дворняжек, лаек, боксеров, овчарок и даже избалованных пуделей на тонких ножках. Впереди шли трое: девочка в красном сарафане и два мальчика. Эти трое были без собак.

— Да, никак, собачью выставку открыли? — спросила какая-то старушка.