Марта Баранова - Тяпа, Борька и ракета

В понедельник никто не слышал собачьего лая, хотя из сорок первой квартиры ровно в половине восьмого, как всегда, показался Борька Смелов в красной майке. Мягко ступая в тапочках, он спустился неслышно вниз, начал пробежку вокруг дома. Сделав несколько кругов, спортсмен выскочил на пустырь и перешел к гимнастике.

Ярослав Иванович Смелов допивал перед утренней сменой последнюю чашку чая, а спортсмен в красной майке на пустыре все махал руками, приседал да подпрыгивал.

— Да что в самом деле с Борисом? Или он в школу хочет опоздать? — Ярослав Иванович взглянул на карманные часы. — И Тяпы с вечера что-то не видно. Ты, мать, спроси-ка у Бориса про собаку.

Смелов взял с вешалки кепку и пошел на завод.

Дождавшись, когда знакомая фигура скроется за углом, Борька побежал домой. Никто не выглянул из сороковой квартиры, где жил его друг Гена Каратов. И за этой дверью утро начиналось не совсем обычно.

Журналист Анатолий Евгеньевич Каратов не торопился в редакцию и был намерен серьезно поговорить с сыном. Он ходил по комнате, заложив руки за спину, а сын, причесанный и умытый, сидел за столом и завтракал.

— Когда прекратятся эти безобразия? — вопрошал сердито Анатолий Евгеньевич. — Сначала был просто взрыв, потом шумный запуск консервных банок и, наконец, эта ужасная труба с несчастной собакой. В конце концов мне надоело платить штрафы!

— Все великие ученые чем-нибудь жертвовали, — спокойно возразил сын.

— Во-первых, ты не великий, во-вторых, если уж зашел разговор о жертвах, — Анатолий Евгеньевич остановился посреди комнаты и испытующе посмотрел на сына, — то я хотел бы знать: чем ты начинил трубу?

Гена поежился:

— Ну, кинолентой… Ну, двести коробков спичек было. И еще кое-что. Ты же сам знаешь: изобретатели не выдают секрет топлива.

— Хорошо, у тебя — секрет. А известно тебе, что твой секрет давно использован? И самым печальным образом. Ты слышал, как взлетел китайский мандарин на ракете?

— Китайский мандарин? На ракете?

— Представь себе, был такой мандарин в Китае — Ван Ху. Кстати, он очень похож на тебя. Он тоже хотел подняться в небо с помощью фейерверочных ракет. Мандарин сделал сиденье, прикрепил к нему двух огромных змеев-драконов, чтобы они держали его в воздухе, и начинил свой летательный аппарат ракетами.

Гена даже подпрыгнул на стуле от восхищения:

— Вот здóрово!

— Подожди радоваться. У этой истории грустный конец. Ван Ху думал, что ракеты будут загораться по очереди, а они взорвались одновременно, все сорок семь! И Ван Ху погиб. Вот тебе и секрет.

— И все-таки он был смелым человеком! Да, папа?

— Ну, знаешь ли, дорогой мой! — Анатолий Евгеньевич развел руками. — С тобой бесполезно вести разговоры. Отныне, — сказал он решительно, — химическая лаборатория в ванной ликвидируется! Книги о ракетах будут на замке! И вообще вводится строжайший режим. Кстати, дай-ка мне твой дневник… Вот видишь, опять двойка по физкультуре! Спрашивается: почему? Почему твой товарищ из сорок первой квартиры каждое утро занимается зарядкой, а ты лежишь под одеялом? Почему твой товарищ упругий, как канат, а ты, ты, как веревка?

— Главное в человеке — мысль! — убежденно ответил Гена и отодвинул тарелку.

— Прекрасно, прекрасно сказано… А не ты ли подал тому же приятелю мысль принести в кинотеатр собаку и сорвать сеанс?

— Папа, но ведь необходимо познакомить подопытное животное с условиями космоса. Никто не знал, что будет авария. Бедная Тяпа, она, наверно, обожглась!

— Конечно, невинная собака пострадала. Но я не успел рассмотреть как следует. Она убежала, едва я ее выпустил. Теперь она уже дома.

— Нет, она не вернулась. А где ты ее выпустил?

— Ты хочешь узнать, где осталась ракета? — Старший Каратов прищурился. — Эта хитрость, Геннадий Анатольевич, не пройдет. И потом, тебе пора в школу.

Борька и Гена примчались в школу со звонком. Из всех многочисленных ответственных за Великий Порядок и Чистоту в ушах, тетрадях и дневниках 6 «А» класса проявила свою прыть только санитарка Любка Казакова: она так внимательно разглядывала их руки, словно на них были написаны иероглифы. Остальные ответственные уже сидели за партами, и староста класса Левка Померанчик грозил опоздавшим кулаком.

Преподавательница литературы не стала проверять заданного стихотворения «Осень» (вчерашние испытатели облегченно вздохнули), а велела достать тетради и взяться за сочинение на тему «Что я читал о дружбе».

О дружбе каждый мог сказать очень много. На бумагу хлынула пестрая вереница знакомых образов. По голубым линейкам в своей крылатой бурке пронесся Чапаев, за ним комиссар Клычков и преданный адъютант Петька. Бесстрашно глядя в лицо врагу, сплотились вокруг знамени молодогвардейцы. Провожали белеющий в море парус внук рыбака и гимназист. И даже проскакал по одному листку, оставляя фиолетовые кляксы, Иванушка-дурачок на верном Коньке-горбунке.

А учительница, медленно прохаживаясь вдоль рядов, думала о своем классе. О том, какими неразлучными бывают совсем разные по характеру ребята, например вот эти на задней парте. Один водит пером легко, посмеиваясь, успевает между делом повертеться и толкнуть соседа. Другой пишет внимательно, сдвинув брови, явно переживая каждое слово.

«Гена Каратов способный мальчик, — думала учительница. — Ребята зовут его изобретателем, и математик очень хвалит. Он даже прощает ему все кривляния и внезапные приступы глухоты, подозревая, что делается это в подражание Циолковскому».

А вот ей больше нравится молчаливый Борис Смелов. Хотя он часто и подчиняется самоуверенному товарищу, за его сдержанностью угадывается сильная и пылкая натура. Упругий и ловкий, он тоже не прочь побаловаться, но не хитрит и не прячется за спины товарищей.

Учительница хорошо знала Гену и Бориса, но все же удивилась, прочитав их сочинения. Каратов подробно описывал дружбу Гекльберри Финна и Тома Сойера и восхищался их самостоятельностью: «Домашняя опека угнетала Тома. Зато когда Том убегал от тетки на свободу, у него и у друга Гека начинались настоящие веселые приключения. Я уверен, что Гекльберри Финн и Том Сойер стали знаменитыми людьми, путешественниками или инженерами. Если, конечно, взрослые не помешали им, как они мешают некоторым». Кто эти «некоторые», в сочинении не было сказано.