Марта Баранова - Тяпа, Борька и ракета

— Я бы купил терьера не задумываясь, — негромко сказал молодой человек, обращаясь к девушке. — Но он нам не по карману. На эти деньги мы должны приобрести четырех собак. Ох, и экономный же у нас бухгалтер!

Борька услышал краем уха отрывок чужого разговора и снова поскакал вокруг павильона. Если бы он только знал, что за люди прошли мимо него и какую роль сыграют они в судьбе его пропавшего друга! Но он о них тут же забыл. Прыгал да насмешничал.

А владельцы собак понимали, что эти двое — не простые посетители: сам судья показывает им медалистов и чемпионов.

— Вот, не угодно ли взглянуть. — Судья подвел спутников к спокойно сидевшей овчарке. — Чистопородный экземпляр. Никакой примеси. Пять золотых и одна большая серебряная медали.

— Очень хорошая овчарка! — похвалил человек в очках, рассматривая знаменитость близорукими глазами. — Но ведь большие собаки для опытов не годятся.

— Да, да, — спохватился судья. — Я помню, что вам надо небольшую. Это просто так, для ознакомления. Как вы смотрите на спаниеля?

— Тоже великоват…

— Тогда фокс. Небольшой, послушный, чуткий. Сосед за стеной развернет газету — он уже слышит и заливается колокольчиком!

— Нет-нет, — решительно отвергла девушка, — нам попроще, потерпеливей…

И тут ее прервал товарищ:

— Валя, смотрите: она?

— Она!

Оба гостя решительно двинулись к забору. Там, на куче желтых листьев, лежала в одиночестве грязная собачонка. Ее вытянутая, узкая, как у шпица, морда была искусана, а шерсть, когда-то белоснежная и мягкая, свалялась и висела клочьями.

— Это не наша собака, это бездомная дворняга. Она может укусить, — предупредил судья.

Собака не собиралась кусаться. Она испуганно вскочила и нырнула под забор.

— Зачем вы ее спугнули? — спросил человек в очках.

— Нам именно такая собака нужна, — пояснила девушка. Она наклонилась, позвала: — Жучка! Шарик! Белка!..

— Я надеюсь, что такой на нашей выставке больше нет, — гордо сказал судья. — Придется вам искать где-нибудь в другом месте.

Он поправил на груди красный бант и ушел к своим догам и фоксам.

— Что же нам теперь делать, Василий Васильевич? — расстроенно спросила Валя.

— Завтра я решительно поговорю с бухгалтером, — сказал, нахмурив брови, Василий Васильевич. — Как можно купить породистую собаку на деньги, которые он нам дает?! Но вы заметили, Валя, что мы не можем потратить даже эти деньги? Все выносливые собаки — большие, а нам такие не годятся. Я обошел выставки и питомники, был в Обществе охраны животных, объездил всех друзей, у которых собаки. И ничего подходящего нет!

— Не только вы, — попыталась успокоить Валя, — все наши сотрудники ищут и ничего тоже не находят.

— А ведь они бегают по городу, — убежденно сказал Василий Васильевич, — вот такие, как эта, которая удрала. Но я не могу их ловить. Обязательно упаду и разобью очки. Да, теперь я точно знаю: нас могут выручить только бродячие собаки. Обыкновенные бродяги.

Они встретились утром у подъезда двухэтажного старинного особняка, отгороженного от улицы чугунной решеткой и тополями.

— Здравствуйте, Василий Васильевич! — закричала издали Валя. — Мы спасены! Я пришла раньше, я видела: есть собаки!

— Да ну! Откуда? — обрадовался Василий Васильевич.

— Вы произнесли вчера пророческие слова: бродячие собаки. Не надо тратить денег, не надо ссориться с бухгалтером.

— Вот теперь я слышу лай! — довольно произнес Василий Васильевич.

Они вошли в подъезд, поднялись по лестнице и в маленькой комнате надели белые халаты. Потом по коридору проследовали до обшитой черной клеенкой двери.

Навстречу им несся отчаянный лай. В длинном зале стояли в два ряда клетки. Еще вчера были они пустые, а сегодня за железными прутьями крутилась, визжала, гавкала, выражая свой протест, собачья стая.

Беспаспортные бродяжки были недовольны. Они привыкли к вольной жизни, привыкли с лаем мчаться по улицам, бросаясь под ноги прохожим, привыкли устраивать азартные бои в подворотнях. Что и говорить, вольная жизнь была сурова: голод, дожди, зимой мерзнут лапы. Но зато как великолепно было чувствовать себя совсем свободными и видеть, как дрожат при встрече изнеженные домашние собаки!

— Лают, Василь Василич, просто отчаянно, — пожаловался сторож-служитель.

— На то они и собаки, чтобы лаять.

— А в шестой клетке, наоборот, послушная собака, — продолжал служитель. — Хоть и бродячая, но до чего ласковая! Меня уже узнаёт…

— «Козявка»! — прочла радостно девушка табличку, привешенную к клетке. — Какая хорошенькая!

Миловидная юркая Козявка прыгала за прутьями, вставала на задние лапы и виляла хвостом, явно желая понравиться.

— Что, здесь уже был профессор? — осведомился Василий Васильевич.

— Был, рано утром приходил, — подтвердил служитель. — Как посмотрел на эту красавицу, так сразу и сказал: «Козявка».

Человек в белом халате не спеша переходил от клетки к клетке и, щуря близорукие глаза, осматривал каждую собаку. Пленницы тоже разглядывали его из-за решеток.

Внимательней всех наблюдала за вошедшими белая собачонка с длинной мордочкой. Как и все здесь, она была бродяжной. Но, до того как по воле случая превратиться в безымянную скиталицу, эта дворняга имела хозяев и кличку Тяпа.

Она узнала человека в очках и девушку. Вчера днем, удирая от них, Тяпа подлезла под забор, но там ее схватили какие-то люди, накинули веревку на шею и сунули в тряский, полный воющих собратьев фургон. Ночь Тяпа провела в общей клетке собачьего приемника, и на рассвете грузовой автофургон привез ее в этот дом.

Она не лаяла, как другие собаки, она ничего не хотела и никому не верила.

— Посмотрите-ка, Валя, вам не кажется, что это та самая, с выставки? — сказал Василий Васильевич, остановившись перед Тяпой.

Валя внимательно посмотрела на бродяжку:

— Вы думаете? Да, да, конечно! Я ее узнаю: похожа на шпица! Только вчера она была погрязнее.

Тяпа глухо заворчала из своего угла, когда человек взялся за дверцу.

— Поосторожнее, товарищ Елкин, — сказал служитель. — Эта собака озлобленная.

Василий Васильевич только улыбнулся и вошел в клетку:

— Мы ведь старые знакомые…

Не успел он протянуть руку, как Тяпа цапнула зубами ладонь.

— Ой! — вскрикнула Валя, словно укусили ее.

А Василий Васильевич только поморщился от боли:

— Ах ты, кусачка!

— Безобразие! — закричал служитель. — Кусается! Я вот ее сейчас метлой!

И он замахнулся метлой.

Дворняжка отпрянула в угол, шерсть на ее загривке встала дыбом. Короткое рычание, а потом такой лай, что казалось, собака вот-вот захлебнется. Ее разом поддержала вся стая. Вид метлы вызвал у бродяг необычайное раздражение.