Павел Шуф - Тайна Лысой горы

— А ты там на судейский столик поставишь. Где соревнования-то проходить будут?

— Ясно где — в Шахматном клубе.

Автобус взвизгнул, выдохнул облако горького сизого дыма и, пыля, резво покатил в Ташкент, а мы еще долго стояли и махали пыли.

— Тяжело ему будет одному, — вздохнула Стелла. — Трудно, когда нет рядом плеча друга.

— В шахматах не на плечо опираются, а на теоретическую подготовку, — солидно заметил Сервер Мамбетов.

Стелла упрямо тряхнула косичками:

— Все равно тяжело без зрителей, которые болеют за тебя.

— Раз так, — согласился Сервер, — можно поехать в воскресенье и поболеть за нашего Марика. Погодите, он сказал, что турнир продлится пять дней… Значит, это будут финальные игры — в самый раз потребуются…

Сервер скосил глаза на Стеллу и довершил:

— … плечи друзей!

Мы решили, что поедем всем классом — вот это будет плечо так плечо! С трудом дождались воскресенья. К автобусу пришли все, кто смог — двадцать семь человек. Мы нетерпеливо торопили шофера:

— Скорее… Скорее, дядя Алишер! Там наш Марик, может, решающий бой ведет, а нас нет рядышком, Тяжело ведь ему.

— Болеть едете? — добродушно улыбался дядя Алишер. — Молодцы! Я бы, имея таких болельщиков за спиной, сто гроссмейстеров на лопатки уложил!

— Не опоздать бы только к началу игр, — вздохнул я. — Чтобы увидел, на сколько плеч он может опереться.

Высаживая пассажиров на городской автостанции, дядя Алишер предупредил нас:

— А вы не выходите — отвезу куда надо, сами-то вы полдня добираться будете. Где соревнования проходят?

— В Шахматном клубе. Это близко, за десять минут домчим. Подъезжая к клубу, мы увидели Марика — он шел в группе незнакомых нам ребят и о чем-то возбужденно рассказывал им. На его лице играла улыбка.

— Все в порядке! — облегченно выдохнул я. — Смотрите, как улыбается — значит, хорошо идет турнир.

Когда мы поравнялись с группой, я высунул голову из окна автобуса и крикнул:

— Марик, мы здесь! Даешь первое место!

Мы высыпали из автобуса, и, наскоро попрощавшись с дядей Алишером, бросились к Марику, засыпая его вопросами, обнимая и тормоша. Но удивительное дело — увидев нас, Марик почему-то изменился в лице: исчезла безмятежная улыбка, которую мы только что видели из автобуса. Марик отвечал нам нехотя, уклончиво и все время прятал глаза.

— Ты чего это, Марик? — насторожился я. — Или друзьям не рад, а мы ведь болеть за тебя приехали, помогать…

— Рад я, — тускло отвечал Марик, и голос его слегка дребезжал.

«Волнуется, наверное, — подумал я. — Может, плохо играл — вот и думает сейчас, что мы его ругать будем. Неловко ведь плохо играть, когда у тебя столько болельщиков».

Марик уныло спросил:

— А вы где болеть будете?

В зале, конечно, — сказал я. — Туда пускают?

— Не знаю, — Марик как-то неопределенно пожал плечами и вдруг сказал: — Там душно… Может, здесь где-нибудь пока погуляете… У Анхора… Или мороженое поедите, а?.. А я скоро выйду. Быстро сыграю.

— Да что ты говоришь! — воскликнула Стелла. — Мы ведь болеть за тебя приехали, а на речку и в поселке можно сходить.

Марик почему-то не ответил, неловко повернулся и побежал к поджидавшей его группе. Мы переглянулись.

— Что это с ним? — испуганно спросила Стелла. — Ничего не понимаю.

— А я понимаю, — вступил в разговор Сервер Мамбетов, капитан нашей баскетбольной сборной. — Это обычная вещь в спорте — перенапряжение называется.

Мы вошли и сели на свободные места в самом конце.

— Вон наш Марик, — показала Стелла. — За третьим столиком. Ух ты, какая каланча напротив!

— Верзила! — согласился я. — Такого голыми руками не возьмешь.

— Это вам не бокс, а шахматы, — мудро заметил Сервер. — Можно даже с Эйфелевой башней за столик садиться — здесь вам война голов, а не бицепсов!

На нас зашикали, потому что вышел демонстратор, и мы своей возней мешали остальным зрителям.

— Какое-то бессмысленное боление, — вздохнул я. — Сиди и смотри на сцену. Вот если бы заорать, как на футболе: «Марик, банку давай!..»

Стали мы болеть — скука, доложу вам, смертная, но вскоре мое внимание привлек театральный бинокль, к которому прикладывался дядечка, сидевший впереди меня. «Вот это вещь, — подумал я. — Все видно. Хоть бы разочек глянуть…» — и неудержимо потянулся к дядечке и тронул его за плечо.

— Пожалуйста!.. — взмолился я. — Дайте разочек глянуть!

Тот нехотя протянул мне бинокль, и ребята сразу же устремили на меня завистливые взгляды. Я поспешил приложиться к окулярам, и повел биноклем, отыскивая Марика. Ага, вот его сгорбленная фигура! Вот ведь какая сила — бинокль: кажется, протяни руку — и незаметно снимешь ферзя у долговязого противника Марика… «Интересно, с кем играет сегодня наш Марик?»— подумал я и перевел взгляд на табличку, стоявшую перед доской, за которой склонились шахматные рыцари. И вот что я увидел:

В первое мгновение я и не сообразил — что же в этой табличке нестерпимо резало глаза, и лишь перечитав еще раз, воскликнул:

— Там ошибка!

— Где ошибка? В чьей позиции? — обернулся мужчина, давший мне бинокль.

Не отвечая ему, я спешно протянул бинокль Серверу:

— Глянь скорее на табличку, там ошибка! Сервер долго вчитывался в текст и наконец оторвался от бинокля. Закусив губу, он процедил:

— Кажется, я что-то начинаю понимать в этой позиции. Понятно, почему Марик растерялся, увидев нас.

— Объясни, в чем дело? — возмутился я.

— Ну так слушай, — вздохнул Сервер и, наклонившись ко мне, зашептал на ухо — Это не ошибка. Просто Марик играет за сборную наших соседей из поселка Йигирма-Киз. Поэтому и испугался нашего приезда…

— Да разве это возможно? — растерялся я, обезоруженный такой разгадкой.

Сервер вздохнул:

— Как видишь, — бывает.

— Что случилось? — потянулись к нам ребята, и я сказал:

— Приветствую вас, пылкие болельщики из поселка Иигирма-Киз!

Ребята переглянулись, а я, выждав минуту, грустно покачал головой:

— Да-да, я не оговорился. Марик играет не за нас, а за наших соседей. Нате, читайте его паспорт…

И я протянул бинокль Стелле.

— Ловко! — только и сказал она, передавая бинокль теперь уже Мубару.

Владелец бинокля заволновался, увидя, как поплыло по рукам его оптическое сокровище.

— Сейчас вернем, — успокоил я его. — Мы хотим хорошенько рассмотреть позицию.

— Ну что ж, — согласился дядечка. — Я подожду. В первый раз вижу таких страстных зрителей.

Мы решили, что будем сидеть до окончания финальной партии — уж очень хотелось нам теперь поглубже заглянуть в глаза Марику. Наконец к столику, где сидел Марик и Каланча, подошел главный судья, вскоре поднялись и партнеры. Марик устало улыбался; Незримый радиоголос объявил: