Александр Власов - Армия Трясогузки

— А фонарей у них нету? — спросил Карпыч.

— Каких? Карманных?.. Есть, наверно, — ответил Трясогузка.

— Да не про то! — Карпыч забыл нужное слово. — Ну, этих… больших, однако!

— Прожекторов? — догадался Трясогузка. — Нету! Не бойся!

— Не бойся, говоришь? — улыбнулся старик.

— А боишься — давай я!

— Горяч ты, паря, однако!.. Не торчи ночью наверху. Я складов не взрывал, — может, половина Читы развалится?.. Поберегись!

— А я взрывал! — Трясогузка вспомнил, как они сыпали порох в кухонную трубу. — Ничего особенного — печку и стену разворотило, и все!

— Поберегись, однако! — повторил Карпыч. — Укройся — мне спокойней будет.

— Ладно! — пообещал Трясогузка и подумал: «Шиш-то я уйду отсюда!»

Караул у склада сменялся в полночь. Карпыч решил подбросить мину до смены, когда часовые уже устали и с томительным ожиданием поглядывают на караульное помещение: не показался ли разводящий унтер-офицер с новыми патрульными.

В десятом часу Карпыч спустился с колокольни, а Трясогузка остался наверху. Порывами налетал ветер. Потом набрался сил и упруго подул с севера, плотный и холодный. Стало ещё темнее, и повалил первый в ту зиму снег.

— Снег-снежок! Белый пушок! — пропел кто-то внизу.

Трясогузка узнал голос Нины и услышал её быстрые шаги. Она поднималась на колокольню. «Чего ей надо! — недовольно подумал он. — Лезет, когда не до неё!»

— Ты здесь? — спросила Нина.

— Ну, здесь.

— Я так и думала!.. Смотри — первый снежок!

— Ну и что?

— Ничего… Я всегда радуюсь первому снегу… А почему — не знаю. Как праздник!

Нина подсела к Трясогузке. Было темно-темно. Долго сидели они молча. Нина все никак не могла решиться. Наконец решилась и чуть слышно спросила:

— Ты читал?

— Ну, читал.

— Чего-нибудь мне скажешь?

— Пристала! — рассердился Трясогузка. — Может, и ты нравишься, а что из этого! Некогда мне сейчас!

— Мне больше ничего и не надо, — покорно ответила Нина. — Хочешь, я уйду?

— Ладно, сиди! — разрешил Трясогузка. — Я сам скоро уйду от вас.

— Тебе у нас плохо?

— Не плохо, а нужно… Могу вернуться потом, только вас тут не будет!

— Почему?

— Твой батя от красных удерёт.

— А он их не боится. Знаешь, что он говорит?.. Красные хоть и антихристы, а люди хорошие.

— Тогда, может, и вернусь.

— Я тебя ждать буду!

— Ну, жди… Только я в церкви работать не стану! И ты чтоб в попа не превратилась!

Нина рассмеялась весело, счастливо.

— Женщина не может быть священником!

— Ну и хорошо… А то будешь махать кадилом, как дура!..

У склада раздался выстрел. Трясогузка вскочил и подбежал к перилам. Выпучив глаза, уставился в упругую, смешанную со снегом тьму. Ничего не было видно…

Ничего не видел и только что выстреливший часовой. Он стоял на тропе и, как Трясогузка, пялил глаза. Вокруг — снег и ветер. И ничего больше. А несколько секунд назад ему показалось, что в низине по тонкой снежной подстилке, прикрывшей болотные мхи, кто-то прополз от куста к кусту. Часовой пальнул наугад и теперь стоял и с суеверным страхом прислушивался.

К нему уже бежали из караулки унтер-офицер с фонарём и несколько солдат.

— Чего стрелял? — спросил унтер, видя, что никого из посторонних поблизости нет.

— Вроде двигалось… Шевелилось вроде… — неуверенно сказал часовой, указывая дулом винтовки в сплошную стену несущегося по ветру снега. — А потом — сгинуло… Ни-ни!

— Проверил?

— С тропы, никак нет, не сходил! Без лыж туда не сунешься!

Унтер тоже знал, что болото топкое. Чуть отойдёшь от края и провалишься по пояс в жидкую грязь, смешанную со снегом. Ползком пробраться можно или на лыжах. Но пачкаться унтеру не хотелось, а лыж часовым ещё не выдавали. Никто не ждал такого раннего снега.

— Небось в кошку бил, серятина! — обругал он солдата и приказал, сменившись с поста, достать лыжи и прочесать кусты на болоте…

А Трясогузка словно примёрз к чугунным перилам колокольни. Нина что-то говорила, тормошила его. Он не отвечал. Порой ему казалось, что через плотную пелену снега от склада пробивается свет. С каждой минутой чувство тревоги усиливалось. Сколько дней провёл мальчишка на колокольне и никогда не слышал, чтобы у склада стреляли. Неспроста прозвучал выстрел! И ещё этот свет ночью!..

Трясогузка повернулся к Нине, схватил её за руки.

— Есть у тебя одёжа какая-нибудь белая?

— Замёрз?.. Принести пальто?

— Оглохла! — горячился Трясогузка. — Оно у тебя белое, что ли?

— Коричневое… А зачем тебе белое?

— Надо! Надо! — почти прокричал Трясогузка.

— Балахон хочешь?

— С мертвеца?

— У покойников — саван, — пояснила Нина. — А балахон — у кучеров, которые отвозят мёртвых на кладбище.

— Давай балахон!..

Длинный до пяток, из грубого, какого-то калёного материала балахон мешал Трясогузке бежать, но зато делал его почти незаметным. Добравшись до первых кустов и почувствовав под ногами зыбкое болото, он лёг на живот, чтобы не провалиться. Снег был чистый, нетронутый, белый, и даже в темноте Трясогузка быстро нашёл следы Карпыча.

Мальчишка ни о чем сейчас не думал. Какая-то сила гнала его вперед, и он, где на четвереньках, а где ползком, продвигался от кочки к кочке. Он заметил, что следы сапог кончились. Дальше Карпыч тоже не шёл, а полз. В снегу остался неглубокий ровик, заплывший ледяной кашицей. Холода Трясогузка не ощущал. Он ничего не чувствовал — даже страха.

Полз и полз по оставленной Карпычем бороздке, пока не уткнулся головой во что-то твёрдое. Приподнялся на локтях — перед носом чернели подмётки.

— Карпыч! — шёпотом позвал Трясогузка и постучал по подмётке.

Ноги не шевельнулись. Мальчишка принял вправо и припал ухом к груди старика. «Тик-тик-тик-тик…» — услышал он и подумал: «Жив!». Но под ухом была какая-то твёрдая круглая штука. Тикал часовой механизм мины. Когда Трясогузка понял это, он растерялся.

Потом такая отчаянная злоба поднялась в нем, что он, вытащив из-под одежды убитого тяжёлую, похожую на консервную банку мину, готов был броситься напролом к складу. Убьют, так убьют!.. Но кому от этого лучше будет? Им же, семеновцам! И мальчишка не вскочил, не побежал, а пополз осторожно, медленно, метр за метром.

Он не добрался до сторожевой тропы. У склада началась смена караула. За сумятицей снега угадывались светлые расплывчатые пятна фонарей. Послышались голоса и шлёпанье лыж по мокрому снегу. Световые пятна приближались. И Трясогузка, прижав к груди тикающую мину, пополз назад.

Куда теперь? Что делать с миной? Как взорвать склад?

Десятки вопросов и ни одного ответа! И посоветоваться не с кем: Платайс и Мика с беспризорниками уехали. Один Цыган ещё в Чите. Но что они могут придумать даже вдвоём?..