Жан-Клод Мурлева - Джефферсон [litres]

– Уй, блин! Плечо зашиб! Больно-то как!

Фокс и Мэкки ошеломленно переглянулись, но уделить должное внимание неожиданному появлению краснорожего кабана, обливающегося слезами, уже не успели. В пролом ввалились еще двадцать шесть животных – настоящий штурм.

– ОПРЕДЕЛИТЬ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ! – гаркнул Жильбер.

Утка, курица Кларисса и другие, кто пошустрее, рассыпались по квартире, окликая:

– Джефф! Ты здесь?

– Господин Джефферсон! Где вы?

– Ау! Есть кто живой?

Кларисса первой заглянула в ванную – и наткнулась на Мэкки, который как раз оттуда высунулся.

– Они ту-у-у-ут-тут-тут-тут! – закудахтала она.

– Это что за цирк? – рявкнул Мэкки, отбросив ее пинком в грудь.

– ЗАВАЛИТЬ! – скомандовал Жильбер.

Коза с мужем плечо к плечу ринулись вперед. Они перепрыгнули через Клариссу и, пригнув головы, врезались в Мэкки, приложив его затылком об раковину. Он повалился без чувств.

Фокс бросил Джефферсона в ванну и развернулся лицом к нападающим, сжимая в руке нож с обагренным лезвием.

– Проблемы, дамы-господа? – осклабился он с привычной издевкой, хотя, судя по лицу, был изрядно ошарашен.

– НЕ-Е-Е-ЕТ! – взвыл Жильбер, увидев на дне ванны недвижного окровавленного Джефферсона.

– Да, – холодно бросил Фокс.

Чем злорадствовать, лучше бы он повнимательнее следил за противниками, потому что маленькая тихоня госпожа Перлье невидимкой проскользнула ему за спину, вскочила на край ванны и занесла над его головой чугунную кастрюльку, позаимствованную в отеле.

– Бере… беле… белегись… бел… – заплетающимся языком забормотал Мэкки, начиная приходить в себя.

– А? – переспросил Фокс.

– Бе… беребелка…

– КРУШИ! – крикнул Ролан, взяв на себя командование вместо кузена.

Кастрюлька обрушилась на череп Фокса, и тот повалился на своего коллегу.

– Это я сделала? – удивилась белочка, когда он упал.

Она разглядывала вмятину на кастрюльке.

– Первый раз в жизни кого-то оглушаю. Видел, Гюстав, как я его?

– Видел, любовь моя, – поздравил ее господин Перлье. – Браво.

– ОБЕЗДВИЖИТЬ! – скомандовал Ролан.

Теперь выдвинулись вперед тяжеловесы команды Баллардо. Корова-тетушка и две телки-племянницы вместе с госпожой Шмитт протиснулись в ванную и плюхнулись вчетвером на двух убийц.

– Уф-ф-ф! – выдавил Мэкки.

– Оф-ф-ф! – добавил Фокс.

Доктор Фреро, старичок-баран, тем временем уже влез в ванну и, присев на корточки, склонился над Джефферсоном. Жильбер тоже.

– Джефф! Джефф! Скажи что-нибудь!

Доктор перевернул Джефферсона на спину и приложил ухо к его груди.

– Дышит, и сердце бьется. Уже хорошо. Передайте-ка мне душевую насадку, будьте добры.

Притихшие животные столпились в ванной. Слышались только рыдания Симоны, которая тянула длинную шею, стараясь заглянуть через головы.

– Он будет жить? – всхлипывала она.

Доктор Фреро обмыл лицо Джефферсона, чтобы осмотреть раны, и, ко всеобщему удивлению, хихикнул.

– Да, полагаю, жить будет. Но мы подоспели вовремя. Видимо, нож соскользнул. Держите, Жильбер, заверните в платок – может быть, он захочет сохранить это в качестве сувенира.

– Что это?

– Это называется «ухо». Но не стоит так уж огорчаться, эта часть тела, в отличие от других, скорее декоративная. Он прекрасно без нее обойдется.

Когда Джефферсон очнулся, он увидел, что над ним склоняется добрый десяток дружеских морд: сияющая – Жильбера, сочувственные – барсуков, озадаченная – кота, в кои веки серьезные – лисичек, и еще, и еще…

– Я рад, что вы пришли, – сказал он. – Спасибо.

Следующие несколько минут доктор был занят по горло – какой уж там пенсионер на покое. Он это, несомненно, предвидел и запасся в Центральной аптеке всем необходимым для оказания первой помощи. Он наложил тампон на ухо Джефферсона и зафиксировал повязкой-шапочкой, потом дал пациенту таблетку.

– Это поможет вам уснуть, – пояснил он.

Потом занялся убийцами, которые уже почти задохнулись под тяжестью четырех дам. Те привстали ровно настолько, чтобы доктор смог сделать каждому укол в ягодицу.

– Приятных сновидений, господа, – сказал он. – Я – Оле Лукойе, вы меня не узнали?

Ни у того ни у другого чувства юмора уже не осталось. Мэкки еще попробовал было протестовать, но глаза у него неодолимо слипались. А Фокс – тот уже расплылся в блаженной улыбке, которая не слишком его украшала – с такими-то гнилыми зубами.

– Вы не могли бы заняться моим мужем, доктор? – робко попросила госпожа Шмитт, получив наконец возможность встать.

Про беднягу Вальтера в суматохе на некоторое время забыли. Он так и сидел, привалившись к стене прихожей и баюкая согнутую правую руку.

– У-у-у-у-у! О-о-о-о! Подвел я вас, ребята! – плакал он. – Думал задать им шороху, и нате вам, плечо выбил. Дверь, зараза, крепкая попалась! Вы уж меня простите…

– Да что вы, – утешал его Жильбер, пока доктор подвешивал ему руку на перевязь, – наоборот, без вас ничего бы не вышло. Вы были великолепны!

Сосед по этажу, разбуженный шумом, стоял в пижаме на пороге своей квартиры и смотрел разинув рот, как из раскуроченной двери друг за другом выходят двадцать восемь животных. Прежде чем ступить на лестницу, каждый вежливо ему кланялся. Одна лисичка нежно прошелестела:

– Мы вам снимся, сударь, это просто сон.

Какой-то миг он колебался, не позвонить ли все-таки в полицию, но, когда увидел, как два свина (Ролан и Жильбер) за ноги волокут в лифт безжизненное тело Мэкки, убедился, что лисичка права: это всего лишь сон, один из тех причудливых снов, что снятся иногда под утро. И лег досыпать, приняв таблетку успокоительного.

Автобус Баллардо стоял прямо перед домом сорок четыре. В этот ранний час на бульваре не видно было ни души. Дождь моросил, блестел мокрый асфальт. Двое негодяев были надежно связаны – эту работу доверили коту Эмилю, большому мастеру вязать узлы, – и засунуты в самую глубину багажника. Перед ними нагромоздили целую стену чемоданов и рюкзаков, полностью их заслонившую.

В дальнем конце салона оборудовали лазарет. Шмитта обложили подушками, чтобы уберечь от тряски и держать в правильном положении травмированное плечо. Джефферсона, и впрямь практически отключившегося от таблетки доктора Фреро, пристроили на двух сиденьях, укутали одеялом и подложили дорожную подушку под голову. Когда его спрашивали, удобно ли ему, он лишь невнятно бормотал сквозь сон: «Да, только я зонтик не вернул в отель, мне так неловко…» – как будто в данный момент это имело хоть какое-то значение.