Леви Хенриксен - Ангел с Чёртова острова [litres]

– Takhuláni, takhuláni, pojed’, holka, pojed’ s námi, [2] И вопят, вот горлопаны: «Поехали, девчонка, с нами» (чешск.). – Примеч. пер. – добавила я, заметив, что лодка, с которой я срезала цепь, отвязалась от кнехта и медленно поплыла вдоль причала.

– Какая милая девочка, вот только язык непонятный. Может, это финский? – предположила женщина.

– Финский на слух – точь-в-точь как хрюканье. А этот язык очень музыкальный. Это французский, – решил мужчина.

– Ну вот, видишь, как жаль, что мы тогда не записались на курсы французского! Я же говорила, что он нам наверняка пригодится, – расстроилась женщина, а лодка медленно уплывала в море.

– Takhuláni, takhuláni, pojed’, holka, pojed’ s námi, – сказала я и, показав в сторону моря, помахала рукой и зашагала к лодке.

Лодка поравнялась с прогулочным катером, и я ускорила шаг, стараясь не переходить при этом на бег. Дойдя до катера, я подтянула его за трос поближе к причалу, но заметила, что старички по-прежнему смотрят на меня. Я подняла руку и принялась яростно махать им, пока они не развернулись и не ушли.

Теперь маленькая моторка была как раз за катером. Ухватившись за скобу на носу катера, я забралась на борт и спрыгнула вниз, на палубу. Цепляясь за крышу, я побежала на корму и даже сумела сбросить в маленькую моторку рюкзак. Вот только когда я собиралась спрыгнуть туда сама, одна моя нога вдруг поехала назад, и я упала, но не в море и не в лодку.

Я повисла на тросе – однажды в школе я совсем так же споткнулась о канат и упала. На этот раз я не ушиблась, только дыхание перехватило, и, наконец перевалившись в лодку, я еще долго лежала на спине, а лодка тихонько покачивалась на волнах. Я не хочу становиться взрослой, я не хочу расти. Нет, все-таки тот ростомер, наверное, был сломан. Наверняка сломан.

Небо надо мной было похоже на потолок в моей детской комнате. Мне вдруг вспомнилось, как папа склонялся над моей кроватью и пел песенку на чешском языке. Именно эта песенка мне сейчас и придала сил. Подумав о ней, я поняла, как сильно мне не хватает мамы с папой. Я закрыла глаза и медленно досчитала до десяти, после чего поднялась и завела двигатель.

Когда я добралась до Чертова острова, мне показалось, будто он вырос и увеличился в размерах. Я помнила его совсем другим. На миг я даже испугалась, что промахнулась и приплыла в другое место, однако компас на мобильнике ошибиться не мог. К тому же, готовя свой побег, я сверилась с картами и других островов поблизости не нашла.

Помню, что когда мы с мамой и папой разбивали здесь лагерь, я представляла, будто отдыхаю где-то на юге, вот только почему? Пляж здесь действительно имелся, однако песок на нем был вовсе не белый, как мне отчего-то запомнилось. Деревья вокруг росли тоже совсем обычные – в Конгсвингере у нас такие же елки, сосны, березы и всякие кусты.

Тем не менее лес тут очень густой: деревья словно вытесняют друг дружку, подбираясь к самой воде. Судя по их виду, им уже по несколько сотен лет. В моих воспоминаниях остров был более открытым и ровным, но это наверняка оттого, что в прошлый раз я в основном все время просидела на пляже.

Я двинулась вдоль побережья, высматривая укромное местечко, где можно причалить и спрятать лодку. Пляж был лишь в северной части острова, и так как в прошлый раз мы ставили палатку именно тут, я решила, что и мама с папой первым делом направятся сюда.

Я еще раз обошла на лодке остров. Материка видно не было, и это одновременно радовало и пугало. С одной стороны, так меня точно никто не разглядит с берега. С другой – море такое огромное, даже страшно.

В животе закололо, так бывает, когда ты записался к стоматологу и напрочь об этом забыл, а потом посмотрел на календарь – а там напоминалка. Вдруг мама с папой обрадуются моему исчезновению? Ведь тогда им станет намного проще жить.

Папе не придется постоянно успокаивать Пони – я, мол, обидела ее, сама того не желая. Да и мама перестанет бегать за Дурмот-Дурмот-Дурмотом в гараж, куда тот прячется якобы плотничать, хотя бабушка говорит, что он пилы от молотка не отличит.

Я столько раз говорила маме с папой, что их больше не люблю, – вдруг они взяли и поверили? Вдруг им теперь больше всего на свете хочется завести новых детей со своими новыми возлюбленными и жить с ними долго и счастливо, а обо мне не думать? В мамином фотоальбоме есть снимок с моего дня рождения. Мне тогда исполнился годик, я сижу у папы на коленях, а мама задувает свечку на торте. Под фотографией мама написала: «Самая счастливая в мире семья и первый важный праздник».

Может, теперь мама захочет создать новую самую счастливую в мире семью – на этот раз с Дурмот-Дурмот-Дурмотом, а папа – со своей Пони. Я точно знаю, что Пони очень хочется ребенка. Однажды она заявила об этом папе – думала, я не слышу. Папа тогда ответил, что придется немного подождать и что сперва я должна привыкнуть к своему новому положению, ведь он совсем недавно развелся с мамой.

Если я исчезну, они могут завести столько детей, сколько им заблагорассудится, а обо мне забыть. Ко всему прочему, если меня не будет, маме с папой вообще незачем станет общаться друг с дружкой.

Я выпустила руль из рук, и лодка резко прыгнула в сторону. Стиснув зубы, я что было сил хлопнула себя ладонью сперва по одной щеке, а потом по другой. Шлепки получились такими звонкими, что даже в ушах зазвенело. Щеки горели, но, как говорит бабушка, боль надо прогонять болью. Я тряхнула головой, звон в ушах стих, и я заметила прекрасное – лучше не бывает! – укромное местечко для лодки: росшая на берегу сосна упала в воду и превратилась в настоящий лодочный причал.

Обогнув дерево, я выключила двигатель и подняла мотор. После этого я спрыгнула на берег, схватила веревку на носу моторки и подтянула лодку к себе. Глубина здесь была достаточная. Хорошенько привязав лодку к сосне настоящим морским узлом, я вытащила из нее рюкзак, наломала с растущего рядом дерева веток и прикрыла ими лодку. И довольно улыбнулась. Если не знать, что тут спрятана лодка, с моря ее ни за что не разглядеть.

Бабушка говорит, что скоро вся Норвегия зарастет травой и лесом: сейчас ни овец, ни коз, ни коров почти не держат, поэтому листву с травой никто не ест. Похоже, в Швеции дела обстоят таким же образом. Хотя откуда бы на необитаемом острове взяться домашним животным? Ну да ладно, неважно почему, но лес там вырос такой густой, в каком я прежде никогда еще не бывала. Мало того, что деревьев очень много, так кое-где стволы у сосен погнулись от ветра и теперь напоминали буквы – гигантские «С» и «Г». Натыкалась я и на поваленные деревья с торчащими вверх корнями. Именно в таких лесах живут сказочные гномы, тролли и эльфы, но мне уже почти одиннадцать лет, и в сказки я больше не верю. И все равно мне вдруг захотелось к родителям. Быть храбрым всегда проще за компанию. Я повернулась к морю, но не увидела там ни мамы, ни папы и вообще ни единой лодки не заметила. В той стороне, где находится материк, небо уже не было таким синим. Я присмотрелась. Нет, это вовсе не белые горы на горизонте, это сбились в одну кучу облака.